Читать книгу "Мой чужой дом - Люси Кларк"

– Да.

– С тридцати лет я безуспешно пытаюсь забеременеть – расплата за ошибки десятилетней давности. Мой брак развалился. Живу одна – ни семьи, ни детей. Конечно, жалею! – Я сокрушенно мотаю головой. – А я-то надеялась, ты поднимешь мне настроение…

– Поднимать настроение – не мой конек.

– Что верно, то верно.

– Как я понимаю, ты не попросила у Флинна ключ от дома? – интересуется она.

– Момент не очень подходящий.

– Пожалуй…

Сестра, поднявшись, поправляет на камине свечу и приминает размягченный воск кончиком пальца. По взгляду, который она на меня искоса бросает, становится ясно – ей хочется продолжить разговор.

Я молча жду.

– Иногда я думаю о твоем аборте… Помнишь, ты спрашивала у меня совета?

Я киваю: еще бы! Я приехала к Фионе в Лондон и уселась на пороге ее дома, ожидая, когда она вернется с работы. Мимо текла река автомобилей, ползли автобусы, у дверей магазинов бурлил поток людей, забегающих за сигаретами или журналами. Прежде я лишь раз навещала сестру, еще в старой квартире на юго-востоке Лондона, которую она снимала с двумя коллегами-журналистами мужского пола. Квартира выглядела запущенной, беспорядком будто подчеркивалось, насколько кипящая здесь работа важнее домашнего уюта. Самой грязной была комната Фионы.

Наблюдая за женщиной, подметающей тротуар у магазина напротив, я думала о Флинне: путешествует где-то в южной части Тихого океана и даже не догадывается, что в теплом уголке моего тела растет, пульсирует комочек клеток с его ДНК.

Беременность настолько не входила в мои планы, что я не сразу сложила два плюс два – постоянную усталость, прибавку в весе и отсутствие менструации. Руки до теста на беременность дошли только накануне. Под вопли бегущей по лестнице соседки: «Куда запропастился чертов телефон?!» – я сжимала в руках полоску, в которой заключалось мое будущее. При виде проступившего голубого плюсика у меня закружилась голова, каким-то образом я очутилась на полу, на четвереньках, упираясь лбом во вздувшийся линолеум.

Кто бы мог подумать, что несколько лет спустя я буду валяться на полу уже другой ванной, сжимая в ладони пустой тест! И так двенадцать раз, тринадцать, четырнадцать…

Кто бы мог подумать, какая тоска меня одолеет, каким сильным станет желание иметь ребенка, ощущать внутри себя легкие, словно трепетание крыльев бабочки, толчки… В какой голод это превратится…

Кто бы мог подумать, что каждый день я буду получать удар-напоминание: в кафе при виде беременной женщины за соседним столиком, при виде матери, застегивающей пальтишко своего малыша, при поздравлении подруги с беременностью вторым, а потом и третьим ребенком…

Кто бы мог подумать, что человек, к которому я вот-вот обращусь за советом – противник детей и брака, – сам обзаведется семьей.

Наконец приехала Фиона, в черном застегнутом наглухо пальто в стиле милитари. Она быстро протащила меня через коридор в свою комнату, захламленную книгами и исписанными листами. Где бы сестра ни обитала, ее стол всегда тонул в море книг, бумаг и стикеров.

«Я не знаю, что делать», – обхватив голову руками, в отчаянии пробормотала я.

«У тебя нет мужа. Нет работы. Нет образования. – Густая челка до бровей, которую тогда носила Фиона, придавала ее лицу еще большую суровость. – Только представь, каково жить с ребенком в съемной комнате?»

Представить оказалось сложно. Дом был переполнен: три комнаты, одна ванная – и все это на пятерых человек. Большего на зарплату официантки я позволить не могла.

«А как поступила бы ты?»

«Я бы в такой ситуации, – ответила сестра, размыкая скрещенные руки», – прервала беременность».

«Прервать беременность». «Аборт». Жестокие, грубые слова. Слова, означающие «конец».

Я представила загорелого Флинна, плавающего с маской среди коралловых рифов, – недостижимо далекого, будто в другой вселенной. Мы обитали в разных мирах. Кому захотелось бы вернуться из тропического рая ко мне?

С двадцати лет, еще до Флинна, в груди у меня часто оживал сгусток тьмы, и ребра распирало тяжестью воспоминаний. Что я только не делала, чтобы ослабить боль! Ночи напролет заливала ее алкоголем; настраивала на полную громкость музыку в наушниках, заглушая гул мыслей; с истертыми в кровь ногами бродила по бристольским улицам, проветривая голову до полной пустоты. А потом встретила Флинна – открытого, доброго, честного. Была в нем какая-то неподдельная чистота. И ему удалось меня перенастроить. Я не могла его потерять! Я не хотела вновь окунуться в тот мрак, где пребывала раньше.

Прижав к уху мобильник размером с кирпич, спокойно и четко, в своей обычной манере, Фиона записала меня к врачу, а в конце добавила: – «Это моя сестра».

Когда мы ехали в метро, мой взгляд то и дело упирался в беременную женщину – та сидела с закрытыми глазами, сомкнув руки под круглым животом.

У автоматических раздвижных дверей больницы я замялась, стеклянные створки открылись и нетерпеливо захлопнулись под мое бормотание: – «Я не знаю… Правда, я не знаю…»

Но Фиона решительно провела меня внутрь. Именно благодаря ее практичности, деловитости и уверенности я дошла до конца.

– Ты винишь меня? – глядя в глаза, спрашивает сестра.

Я и сама часто задавалась этим вопросом. Как бы все сложилось, если бы мать не уехала за границу навестить тетю? Был бы результат иным, если бы я вернулась в родной дом, где меня усадили бы на диван и поили ароматным горячим шоколадом, обсуждая не варианты действий, а чувства?

– Ты повлияла на мой выбор, – честно говорю я. – Но я никого не виню. Я спросила твое мнение – ты его высказала.

Фиона серьезно кивает в ответ.

– Просто теперь у меня есть Дрейк, а у тебя нет…

– Никого. – Я отвожу взгляд. – Я знаю.

Сестра уходит на кухню за бокалами для вина. Я достаю из кармана телефон в надежде увидеть там сообщение от Флинна.

От него ни словечка, зато от Джейн целое послание. Обычно она звонит или пишет на электронную почту – в основном строго в рабочее время. Я открываю сообщение.

По поводу твоего последнего поста в «Фейсбуке»… Я подумала, неплохо бы создать вокруг новой книги чуть больший ажиотаж. Нам не надо, чтобы читатели занервничали! Пока. Джейн.

Я, конечно, в курсе, что Джейн следит за обновлениями в социальных сетях своих авторов, репостит их на главной странице издательства, рассылает членам команды – тут ей нет равных. Однако она никогда не критиковала содержимое постов. Странная фраза: «Но нам не надо, чтобы читатели занервничали!»

Я открываю страничку в «Фейсбуке». Что у меня там вывешено?

При виде последнего поста мои глаза лезут на лоб.

Имеешь ли ты право называться писателем, если ни черта не можешь написать?