Читать книгу "Три церкви - Ованес Азнаурян"

Думая обо всем этом в течение полугода, «проанализовав» создавшуюся ситуацию, дотошно сравнив двух женщин, Сурик Барсегян пришел к выводу, что брак его с Аэлитой оказался несчастливым. В голове его царил полнейший хаос, он не знал, что делать, и уже подумывал о разводе, хотя и не знал, как быть с сыновьями, о которых он даже как-то и забыл за последние четыре месяца. В общем, почва из-под ног Сурика Барсегяна была выбита. Он уже не был тем самоуверенным Суриком Барсегяном, что прежде, и, хотя он был счастлив в настоящем, он с ужасом ожидал несчастья в будущем – разрыва с Вандой: человек больше всего на свете боится потерять счастье, которое, он знает, выпадает всего лишь раз в жизни…

Но по мере того, как он в июле 1996 года, звеня ключами от машины, поднимался на пятый этаж второго подъезда дома № 50 на улице Нар-Доса, мрачные мысли оставляли его, и на душе становилось легко. Он позвонил в дверь квартиры № 14 и стал ждать. Ему открыли с некоторым опозданием.

– Сурик? – удивилась Ванда. – Так рано? А я еще спала. Проходи.

Сурик Барсегян вошел и поцеловал ее.

– Я не знал, что одиннадцать часов для тебя рано, – сказал он.

– Сегодня ведь воскресенье! Имею право отоспаться за всю неделю. Заходи. Я сейчас.

Сурик Барсегян не сел на диван в гостиной, как это обычно бывало, когда он приходил к Ванде и ждал, пока она оденется, а стал расхаживать по комнате, то и дело почему-то подходя к окну.

Ванде тогда шел тридцать первый год, хотя никто ей не дал бы больше 25–26. Она была высокая, стройная, у нее была отличная фигура, по которой сходило с ума немало мужчин как в стенах министерства, так и за его пределами. У нее было овальное лицо, глаза у нее были миндалевидные, светло-карие и выдавали незаурядный ум; очки же, которые всегда носила Ванда, придавали ее взгляду еще большее очарование (что, в общем-то, редко случается). Очень часто Ванда поднимала очки на лоб, и в ее взгляде появлялась тогда какая-то беспомощность, хотя вообще Ванда не была беспомощной или робкой. У нее был достаточный житейский опыт, который приобретают женщины, имеющие ребенка, но не имеющие мужа. Мужа у Ванды никогда не было. Тот, который являлся отцом ее ребенка, бросил ее, когда она еще была беременна, в 1990 году: это была первая настоящая любовь Ванды. Хотя после этой любви у нее в жизни были мужчины, она уже никому не давала себя провести вокруг пальца. После той первой настоящей любви Ванда по-настоящему не любила уже никого, хотя ее любили многие. Ванде не нравилось, когда в нее влюблялись по-настоящему, ибо основа внешней политики Ванды заключалась в формуле: «Мы спим друг с другом, нам хорошо, НО НЕ БОЛЕЕ ТОГО!» Зная, что не выйдет замуж ни за кого, она порывала с теми, кто в нее влюблялся («Не сука же я в конце концов!»), хотя в том, что она с некоторой безразличной жестокостью бросала своих любовников, угадывался некий садизм. Клара, ее близкий друг, к тому же еще и начальник, однажды даже сказала Ванде, что та просто мстит мужчинам. Ванда не согласилась тогда, хотя, может, и зря. Так или иначе, Ванда поступала всегда с мужчинами так, как однажды поступили с ней самой – бросала их. Ванда прекрасно знала, что после нее мужчины порывали со своими семьями, спивались и т. д. и т. п. Когда обо всем этом рассказывали Ванде, она говорила: «Сами виноваты, не надо было влюбляться!» – но потом запиралась в туалете и ревела несколько часов подряд. Вместе со всем этим Ванда, однако, не считала себя «роковой женщиной»…

К предложению Сурика Барсегяна стать его любовницей Ванда отнеслась весьма и весьма спокойно. Зная Сурика (красивый, самоуверенный, не старый(!), неглубокий, посредственный), Ванда решила, что наконец в нем найдет тот идеал взаимоотношений, к которому, как ей казалось, она всегда стремилась: легкие, ни к чему не обязывающие, основанные лишь на сексе, в общем, «цивилизованные отношения между взрослыми людьми» (выражение самой Ванды). То, что Сурик будет изменять жене, ее мало волновало. Вообще Ванда была уверена, что, если муж уходит от жены, заводит любовницу, виновата сама жена, и никто другой (так думают, наверное, все незамужние женщины, разведенные и вдовы). Кроме всего прочего, в момент предложения Сурика Барсегяна у Ванды не было мужчины, что уже начинало ее нервировать, и поэтому она согласилась даже с некоторой радостью. В очередной раз, когда Клара сказала, что Сурик Барсегян ей не пара, она ответила:

– Жить-то надо…

И Клара не поняла ее: ведь Ванде достаточно было свистнуть, и у нее отбоя не будет от мужчин, да Ванда и сама очень хорошо понимала это, но ей, видимо, уже надоело каждый раз «свистеть». Что же до Сурика Барсегяна, то, видит Бог, она не хотела, чтоб он влюблялся в нее. Когда она почувствовала, что сердце Сурика дрогнуло, она поняла, что и на этот раз ей не повезло; она поняла, что рано или поздно (скорее – рано) она его бросит. При этой мысли она всегда вздыхала и чувствовала себя ужасно лицемерной…

Сурик Барсегян в то июльское утро 1996 года все еще прохаживался по гостиной, когда снова появилась Ванда.

– Что-то ты сегодня рано, Сурик, – сказала она, обнимая его.

– Я сказал дома, что меня посылают в однодневную командировку, – сказал Сурик, целуя ее в шею.

– Дура же твоя жена, если верит тебе.

– Так она ведь меня любит.

– Терпеть не могу, когда ты такой самодовольный!

– Я просто очень хотел тебя видеть. Я по тебе соскучился, – сказал он очень нежно.

– Если ты имеешь в виду секс, – сказала Ванда, – то знай, что я только что оделась и вовсе не собираюсь снова раздеваться.

– Я имел в виду не только секс.

– Значит, все же за один день можно соскучиться? – съязвила Ванда.

– Перестань! Мы не виделись не только вчера, но и в пятницу тоже, не на работе, а после…

– Ах, да-а-а! – улыбнулась Ванда. – Я и забыла, что в пятницу ты, как добропорядочный муж, ровно в 18.00 с работы помчался прямо в объятья жены!

– Но я ведь объяснил, почему мне пораньше надо было быть дома в пятницу: у Аэлиты был день рождения.

– Дни рождения твоей жены меня не интересуют! Что же ты ей подарил?

– Прекрати!

– Ну, хорошо! А вчера?

– Вчера я был на свадьбе у одного из моих родственников. В церкви сурб Григор Лусаворич на улице Амиряна. Ну, а потом был ресторан. Неудобно было не пойти.

– О, конечно! Просто, знаешь, у тебя слишком много родственников.

– Да, это правда. Но все это не имеет значения, поскольку я сегодня свободен весь день.

– Неплохо, – сказала Ванда. – Пошли завтракать?

– Давай, – сказал Сурик. – Признаться, я очень голоден.

– Что же тебя дома голодом-то морят, бедненький! Пойдем, я тебя накормлю. Только сначала включим магнитофон. Обожаю завтракать под музыку.

На кухне она вскипятила воду для кофе и стала варить яйца. Достала из холодильника масло, сыр, вчерашний салат.

– К сожалению, ничего другого нет, – сказала она. – Поленилась вчера купить.