Читать книгу "Дунайские волны - Александр Харников"

– Конечно. Скажите извозчику, чтобы он отвез вас в «Det Lille Apotek» – так называется мой любимый ресторан в центре. Туда ходят многие художники и писатели. Даже сам Ганс Христиан Андерсен там часто бывает.

Что это за Андерсен такой, я не знал, но по тому, как загорелись глаза Мередит, я понял, что она про него слышала. Герр Буххольц остановил для нас извозчика, и мы отправились в эту проклятую мануфактуру.

Через полтора часа мы наконец покинули это пыльное сборище китча. Мередит успела заказать кофейный сервиз и несколько фигурок лягушек, кошечек и собачек, которые нам пообещали доставить в отель. Второй извозчик привез нас в этот «парк развлечений», который мне неожиданно понравился. Мы даже прокатились разок на карусели – я в седле деревянной, искусно сделанной лошади, Мередит в вычурной карете… А еще мы проехались на маленьком паровозике, который шел по всей территории парка, и сходили в небольшой, китайского вида театр, где, к счастью, давали пантомиму – датского мы, естественно, не знаем. По дороге домой мы заехали в ресторан, где и правда неплохо готовили, но Мередит, оглянувшись, недовольно буркнула:

– Нет тут никакого Андерсена.

– Ты уверена?

– Я б его сразу узнала. Я видела его портрет.

– А зачем тебе этот художник?

Взгляд, который она на меня бросила, был весьма красноречив, и я поправился:

– Ну, скульптор.

– Невежда ты у меня. Он великий сказочник, и все, кроме тебя, читали его сказки.

– А-а-а, – из возраста, когда мне нравились сказки, я давно уже вырос. Мы поехали обратно в гостиницу, где сразу легли спать – про такие города, как этот, у нас говорят, что у них на ночь поднимают тротуары. Я еще подумал, что еще день, ну, может, два, и я умру здесь от скуки. Знал бы я, какого рода развлечения мне устроят французы с англичанами…

Сейчас же на улице царил ад. Мы побежали к входу в подвал, но тут бомба попала в соседний дом, и груда кирпичей засыпала лестницу в подземное убежище. Я успел подумать, что нам еще повезло, что мы не успели туда добежать – нас либо придавило бы обломками стены, либо мы оказались бы в западне, ведь окон там не было, а выйти мы бы уже не смогли. И вдруг Мередит завизжала:

– Джон, беги скорей к нам в номер – там мой корсет!

– Зачем, милая, купим тебе еще…

– Джон, в нем же почти все наши деньги зашиты! Поскорее!

Чувствуя, что совершаю большую ошибку, я побежал обратно в здание. Там успел схватить корсет и пару одеял – на улице было нежарко – и помчался вприпрыжку вниз, как будто мне было не сорок два года, а двенадцать. Но не успел я выскочить из здания, как бомба ударила в нашу гостиницу, и здание стало рушиться. Почувствовав резкую боль в ноге, я растянулся на булыжной мостовой.

– Джон, Джон! – заорала Мередит, побежав ко мне. – Кто-нибудь, помогите!

Но на улице царила паника, и никто нам на помощь не пришел. Мередит заботливо укрыла меня одеялом, сама закуталась в другое и запричитала, дескать, какая же она дура, что послала меня обратно в гостиницу. Тем временем обстрел внезапно закончился, и лишь груды кирпичей и полуразрушенные дома, освещаемые пожарами, свидетельствовали о том, что нам это не приснилось. Я попробовал было встать, почувствовал дикую боль и понял, что у меня сломана правая нога.

Часа через полтора, когда уже начало светать, к нам подошел человек в белом халате, назвавшийся доктором Нансеном, который к тому же неплохо говорил по-английски. Осмотрев мою ногу, он констатировал:

– Да, мистер, у вас перелом, причем серьезный. Ничего, потерпите еще пару часов, потом вас доставят в местный госпиталь.

– Доктор, а почему они начали стрелять?

– Вы не англичанин? – подозрительно спросил доктор.

– Нет, я американец.

– Ультиматум этих нелюдей истекал в полдень. А они решили пострелять по городу, причем ночью, когда люди спали… Без причины, как тогда, сорок семь лет назад, когда они начали свою бомбардировку Копенгагена без объявления войны…

Мередит вдруг спросила:

– Доктор, удастся ли спасти ногу? Мы вам заплатим любые деньги…

– Боюсь, что вряд ли. Но мы попробуем. А про деньги – по распоряжению Его Величества, все медицинские счета пострадавших от обстрела оплачивает он лично. Пока же подождите еще немного, за вами скоро придут…

И доктор, сделав пару пометок в своей тетради, удалился.

Я же смотрел то на развалины вокруг меня – некоторые еще дымились, то на искалеченных и убитых, лежавших на засыпанной щебнем улице, которая еще вчера выглядела вполне пристойно. Но взгляд мой все время возвращался к англо-французскому флоту, как ни в чем не бывало стоявшему на рейде с открытыми орудийными портами.

«Цивилизованные европейцы, – подумал я со злостью, вспомнив, как родственник Мередит в Лондоне противопоставлял „цивилизованных“ англичан „азиатским варварам“, как он смел обзывать русских. – Кто здесь варвары, видно невооруженным глазом, и это не русские, спасшие моих детей, пострадавших от рук этих самых „цивилизаторов“».

И тут я вдруг увидел, как на горизонте, на фоне предрассветной зари, появилась какая-то тень, двигавшаяся с огромной скоростью. Разглядеть ее было трудно, но когда я услышал первый выстрел и один из английских фрегатов неожиданно взорвался, разбросав вокруг пылающие обломки, на лице моем появилась улыбка.

14 (26) октября 1854 года. Копенгаген

Мередит Катриона Худ Катберт, любящая жена

Еще вчера моя жизнь казалась прекрасной. Старшие дети живы, почти здоровы (а скоро будут здоровы полностью) и счастливы. Никто их не держал в заложниках, и (что при наших финансах немаловажно) не только не потребовали за них выкупа, но даже лечили их бесплатно. Более того, дочь наконец-то выходит замуж, причем за мальчика, который понравился и мне. А если учесть, что на ее помолвке мне довелось потанцевать с настоящим императором… Расскажу кому в Саванне – не поверят, но я до сих пор помню его высокую фигуру, его грацию и изящество, с которым он целовал мою руку… Нет, я никогда бы не изменила моему Джонни, но он так не умеет.

А потом я наконец-то купила весьма неплохой сервиз из европейского фарфора – мечта любой южанки. А для родственников и друзей я накупила фарфоровых лягушечек, кошечек и собачек; подумав, я все же решила, что лучших из них оставлю себе – уж очень они милые. Жалко, что мы так и не увидели Андерсена, но что ж поделаешь… И за то, что мой Джон так терпеливо ждал, пока я наконец все приобрету, и никак не выразил свое неудовольствие, я наградила его перед сном тем, что ни одной женщине, как мне говорила мама, нравиться не может и служит лишь деторождению, хотя, должна признаться, мне это почему-то нравится, как я ни пытаюсь убедить себя в обратном.

Но столь приятный вечер превратился в ночь, которую иначе как кошмаром не назовешь. Проснулась я от громкого «бабаха». Вскочив с постели, я поняла, что где-то взорвалась бомба, совсем рядом, и следующая может попасть в нашу гостиницу. Лихорадочно напялила нижнюю юбку и платье – для корсета мне понадобилась бы посторонняя помощь, а Джон храпел так, словно взрывы ему совсем не мешали.