Читать книгу "Падение Элизабет Франкенштейн - Кирстен Уайт"

– Это не имеет значения. Что бы я тогда ни сказал, я был не в себе. Мои эксперименты в Ингольштадте закончились провалом.

Я не хотела на него давить. Я не хотела провоцировать очередной приступ ярости теперь, когда он только-только вернулся ко мне. Но я не могла оставить этот вопрос без ответа: под угрозой была жизнь Жюстины.

– Ты уверен? Иногда из-за лихорадки ты забываешь некоторые вещи. Те, что происходят непосредственно перед болезнью. Те, что происходят до того, как ты оказываешься в постели. Не может ли быть, что…

Виктор со вздохом отложил книгу.

– Я хочу, чтобы ты отдохнула. Я верю тебе и верю, что Жюстина невиновна. Я во всем разберусь и не оставлю судей в покое, пока ее не освободят. Процесс начался сегодня утром. И, раз уж ты проснулась, мне пора вернуться в зал суда.

– Сегодня утром!

Я вскочила с кровати, но у меня тут же закружилась голова. Я не могла стоять: комната ходила ходуном. Виктор мягко, но настойчиво помог мне вернуться в постель.

– Ты не в том состоянии, чтобы присутствовать на заседании. Ты только сделаешь себе хуже.

– Но я должна свидетельствовать в ее пользу.

Он сел за стол, достал перо и окунул его в чернильницу.

– Расскажи мне, что хочешь сказать, а я зачитаю твои показания перед судом.

Лучше бы я присутствовала в суде лично. Я представила, как буду выглядеть в роли свидетеля: облако золотых волос сияет вокруг головы. На мне будет белое. В нужные моменты я буду плакать и улыбаться. Никто не сможет усомниться в моих словах.

Но если я покажусь там в моем нынешнем состоянии, меня посчитают сумасшедшей. Виктор был прав. Сейчас я Жюстине помочь не могла.

Так что я излила свое сердце на бумагу. Жюстина была любимой, самой преданной моей подругой. Она полюбила Уильяма, как родное дитя, со дня их знакомства. Ни одна гувернантка не пеклась о своих воспитанниках с такой радостью и самоотдачей. После смерти мадам Франкенштейн Жюстина заняла ее место и стала для Уильяма самой любящей приемной матерью, какую только можно представить.

– О, Виктор, – сказала я. Печаль во мне боролась с болью. – Мы ведь так и не поговорили об Уильяме. Мне так жаль.

Он закончил писать, аккуратно промокнул перо и отложил его в сторону.

– Я сожалею, что он умер. Бессмысленная смерть в таком юном возрасте. Но меня не оставляет ощущение, что это произошло с кем-то другим. Я едва его знал. – Он повернулся, выискивая на моем лице реакцию или намек на то, как следует реагировать ему. – Это неправильно?

Я долго учила его правильно себя вести, подбирать выражение лица, выказывать сочувствие. Но теперь мне нечего было ему предложить.

– Неправильной реакции на событие насколько жестокое и страшное быть не может, – сказала я.

Ничего удивительного, что Жюстина упала без чувств. Осознание трагедии обрушилось на нее с такой силой, что произошедшее казалось… нереальным.

– Смерть касается нас всех по-разному, – произнесла я наконец. Я закрыла глаза; голова раскалывалась, и мне ужасно хотелось снова провалиться в сон. Наверное, Виктор прав. Должно быть, гроза, мои душевные терзания и удар по голове все вместе пробудили в памяти кошмарный рисунок Виктора и, увеличив в размерах, подсунули его моему мозгу. В конце концов, кошмары преследовали меня всю жизнь.

Хотя прежде я никогда не видела, как эти кошмары обретают плоть.

– Тебя смерти касаться запрещено. – Виктор провел пальцами по моим локонам, рассыпавшимся по подушке, и вышел из комнаты.

Когда другие дети с их ободранными коленями, стучащими зубами и ледяными ступнями засыпали, я выскальзывала из нашей лачуги и выходила на берег озера.

Там у меня была собственноручно обустроенная берлога в углублении под переплетающимися корнями огромного дерева. Когда я заползала внутрь и сворачивалась в клубок, никто не мог меня найти. Разумеется, никто и не пытался. Останься я там навсегда, моего исчезновения бы никто не заметил.

В некоторые ночи, когда даже мое детское сердце понимало, что на меня возложено слишком много, я подходила к самой воде, запрокидывала голову к звездам и кричала.

Ответа не было. Даже в окружении обитателей ночного озера я была одна.

Пока у меня не появился Виктор.

На следующее утро я проснулась пораньше, готовая идти в суд. Виктор вернулся со смешанными новостями. Улики оставались косвенными, но общественное мнение было настроено против Жюстины. Кто-то упомянул о безумии ее матери. Наследственность выставляла Жюстину в дурном свете, составляя конкуренцию моей характеристике.

– Что думает твой отец? – спросила я Виктора.

– Он продолжает настаивать, что закон будет справедлив. Думаю, он слишком поглощен смертью Уильяма и мыслями о предательстве Жюстины, чтобы выбрать одну из сторон.

В отличие от него, я таких сложностей не испытывала. Я была готова выступить перед всеми – перед судьей, присяжными, проклятыми горожанами – и заставить их понять, что Жюстина не способна на такое злодеяние. Если бы только я могла дать им подозреваемого! Но у меня было только чудовище из моих кошмаров. Я хотела, чтобы оно было настоящим, хотела найти хоть какое-то доказательство того, что оно реально.

Поистине настали темные дни, если я надеялась, что чудовище существует на самом деле!

Я открыла дверь комнаты и обнаружила за ней Виктора с замершей в воздухе рукой: он как раз собирался постучать.

– Я готова, – сказала я. Голова все еще отчаянно болела, но я держалась на ногах и могла идти самостоятельно. Моя бледность должна была подчеркнуть румянец на щеках и синеву глаз. Из меня выйдет прекрасный свидетель. – Отведи меня в суд.

Виктор посмотрел на меня мрачно и сочувственно.

– Суд закончился.

– Как так? Они не могли так быстро вынести решение!

– Им не пришлось этого делать. Жюстина созналась.

Я отшатнулась.

– Что?

– Вчера вечером. Она призналась в убийстве. Завтра ее повесят.

– Нет! Этого не может быть. Она невиновна. Я знаю, что она невиновна.

Виктор кивнул. Я говорила все громче и жарче; его голос оставался спокойным и сдержанным.

– Я тебе верю. Но мы больше ничего не можем сделать.

– Мы можем с ней поговорить! Убедить ее отказаться от своих слов!

– Я уже говорил с отцом. Суд не примет отказа. Признание считается неопровержимым доказательством.

Из груди у меня вырвался всхлип, и я кинулась Виктору на шею. Я представляла лишь, как буду бороться за чистоту ее имени. К такому я не готовилась.

– Я не могу ее потерять, – сказала я. – Почему она призналась? Я должна ее увидеть. Сейчас же.