Читать книгу "Кто остался под холмом - Елена Михалкова"

Никто не принимает во внимание пугало, когда нужно пересчитать людей, пропалывающих огород.

– Кира Михайловна, – почти весело сказала Шишигина и потерла руки, – а ведь мы нашли эту сволочь.

Глава 10

1

Никита размышлял сутки. Целых двадцать четыре часа его мысли занимала только Шишига, включая те, что были потрачены на сон. В сновидении она заявилась к нему домой, пила чай из его любимой чашки, а когда он потребовал от родителей выгнать старуху, декорации неуловимо изменились и оказалось, что это они сидят у нее в гостях. Проснулся он ужасно сконфуженный и с такой отекшей физиономией, словно и правда всю ночь хлестал чай.

Мерзкая старуха проросла в его голове, как хвощ.

Сложность заключалась в том, что Мусин не знал, буквально, с какой стороны к ней подойти. Шишига, при внешней обветшалости, представлялась чем-то вроде крепости: кое-какие кирпичи раскрошились, но стены стояли крепко.

А ведь она у него в руках. Ему принадлежит тайна, которую она хранит так крепко, что не осмеливается обсуждать по телефону. Осталось самое простое: дать понять Шишиге, что она целиком зависит от него.

Самое простое, м-да…

Никита хорошо разбирался в людях, когда дело касалось их грешков, слабостей и страхов. Он был червяк, забиравшийся в червоточину, проложенную не им. Из этой норки, озираясь и принюхиваясь, можно было понять о человеке практически все, а главное, нет лучше места, чтобы куснуть влажную податливую мякоть.

Однако там, где людишки проявляли характер, Мусин утрачивал свои поистине незаурядные способности – точно шулер, у которого отобрали крапленую колоду. Никита не понимал секрета чужой силы, а все непонятное вызывало у него страх. Потому-то Марта Бялик так легко выбила его из седла.

Грязная воровка! Все знают, что в дом ее пускать нельзя. Кое-кто утверждал, будто у девчонки клептомания, но Мусин был уверен, что это чушь, Бялик пользуется своей безнаказанностью.

Девчонка воровала со странной избирательностью: никогда не брала ни денег, ни драгоценностей, зато не могла пройти мимо вещи зеленого цвета. Интересно, где она хранит добычу? Точно не дома: бабушка у нее строгая и хорошо знает свою внучку, наверняка она регулярно обыскивает каждый угол. Значит, должно быть тайное место. Если проследить за гадиной… Там наверняка целая гора чужого добра.

«Можно было бы сказать, что надоумила Макеева», – подумал Никита без прежнего воодушевления. Прекрасная идея за несколько последних дней как-то потускнела.

Это все Шишигина, старая навозная куча. Одна вонь от нее! Зуб можно дать, каждый в городе вздохнул бы с облегчением, сломай она шею.

– Тук-тук-тук.

Мусин поежился. Он явился пораньше, чтобы не пошли слухи, и теперь его бил озноб от утренней прохлады.

– Кто там?

– Это я, Вера Павловна!

– Кто я?

– Никита.

– Какой еще Никита?

– Мусин! Никита Мусин.

Он решил, что сработает только прямой удар. Шишига испугается, и это должно случиться на его глазах. Неустрашимая ведьма растает, как Гингема, облитая водой; останется дряхлая тупая старуха.

Дверь распахнулась.

– Вера Павловна, я хотел извиниться…

Заготовленная фраза, которая должна была заставить Шишигу расслабиться, пропала втуне.

– Мэ-у, – гнусаво сказали внизу.

Мусин подпрыгнул.

– Киса! – заискивающе сказал он. – Кисонька!

– Мэ-у, – повторил кот.

Шишигиной не было видно. Создавалось ощущение, что дверь ему открыла черная тварь. Мусину некстати вспомнились глупые слухи о том, что кот душит куриц и таскает их для старухиного супа.

– Что тебе нужно?

Старуха обнаружилась в кресле возле окна.

– Вера Павловна, я хотел, чтобы вы знали…

– Не мямли! – оборвала она. – Рассусоливать тут еще с тобой… Ты, я так понимаю, явился с покаянием? Оставь его при себе, мне оно ни к чему, лучше вон мусор прибери перед крыльцом, когда выйдешь.

Мусин не сразу понял, о каком покаянии идет речь, и вдруг сообразил: ведьма решила, будто он пришел извиняться за выдумку с Макеевой. Она ни на секунду не допустила, что перед ней враг, которого есть за что уважать; она пожалела для него пяти минут, пяти поганых минут!

– У меня для вас пренеприятнейшее известие! – провозгласил он, внутренне рассмеявшись тому, как вовремя выскочила из него эта фразочка. – Найден ваш внебрачный внук!

Он не удержался: шаркнул ножкой и отвесил шутовской поклон.

– Мальчик, ты идиёт? – удивленно спросила Шишигина.

Отчего-то этот «идиёт» взбесил его больше, чем все остальное.

– Правнук! – выкрикнул он. – На том берегу – а? Зачем вы его прячете? Там опасно, ножку поранил – и капут! Опасная вещь – заражение крови, нас на уроке учили.

Шишигина внимательно посмотрела на него.

Никита набрал воздуха.

– А давайте народу его покажем! Представляете, как все обрадуются? Фоткать вас начнут, выложат на сайте города! Хотите, Вера Павловна, я вам устрою?

– Ну да, ну да, – отозвалась старуха. – Он ведь любит нездоровые сенсации…

– Кто? – не понял Никита и тут же дернулся, словно обжег язык.

Что-то шло не так.

– Можем договориться, – с нажимом сказал он. – Бартер!

Старуха страдальчески закатила глаза под лоб.

– А если я всем расскажу? – наседал Никита, но сам слышал в своем голосе неуверенность шантажиста, от которого удрал похищенный ребенок.

Шишигина окончательно потеряла к нему интерес. Сколько Мусин ни вглядывался, он не мог найти в ее лице ничего, кроме скуки.

– Пшел вон, болван! – Она не удосужилась махнуть рукой. Даже полноценной гримасы не досталось Никите, лишь брезгливо искривленные губы.

Несколько секунд он стоял неподвижно, не веря, что все так бесславно кончилось. Из кухни вышел кот, сжимая в зубах шмат вареной курятины. Мусин посмотрел на него, попятился и кинулся прочь.

2

Автобус, прибывший в Беловодье утренним рейсом, высадил на станции дюжину пассажиров, среди которых была женщина лет сорока пяти. Она огляделась и удовлетворенно кивнула: вокруг мало что изменилось за годы ее отсутствия.

Пожилой шофер, курящий неподалеку, исподтишка наблюдал за пассажиркой. В пути она постоянно подкрашивала губы. В зеркале заднего вида мужчина ловил движение: рука поднимается вверх, пальцы, сложенные в щепоть, описывают круг. Тюбик помады не был виден, и оттого казалось, будто женщина кончиками пальцев стирает до крови верхний слой лица.