Читать книгу "Трансформация интимности. Сексуальность, любовь и эротизм в современных обществах - Энтони Гидденс"

Большинство мужчин, которые писали Мэри Стоупс, заботились о разрешении своих сексуальных проблем, для того чтобы повысить удовлетворенность своих партнерш. Многие из мужчин, наносящих регулярные визиты проституткам, желают играть пассивную, а не активную роль, независимо от того, включает ли это в Себя реальную мазохистскую практику. Некоторые мужчины-геи находят для себя величайшее наслаждение в покорности, но многие способны также к выполнению роли покорителя. Они в большей степени, чем многие гетеросексуалы, преуспели в изоляции дифференциальной власти и отграничении ее от арены сексуальности как таковой.

«Существуют фантазии, — как выражает это один мужчина-гей, — которые заманивают нас в ловушку, и фантазии, которые освобождают нас... Сексуальные фантазии, когда они используются сознательно, могут создавать контрпорядок, что-то вроде ниспровержения и маленького пространства, где мы можем найти убежище, особенно когда они отметают все эти чистенькие и подавляющие различия между активными и пассивными, маскулинными и феминными, господствующими и подчиняемыми»[179].

Женская сексуальность: проблема комплементарности[180]

Если бы мы принимали тот принцип, что каждый пол есть то, чем другой не является, то было бы очень простым делом провести различие между мужской и женской сексуальностью. На деле все обстоит не так ясно, поскольку все дети разделяют общие сходства в психосексуальной эволюции, в особенности в ранние периоды своей жизни. З. Фрейд, какими бы ограниченными ни казались его идеи с современной точки зрения, был первым, кто сделал это очевидным. Маленькие девочки имеют такие же эротические истории, что и маленькие мальчики, хотя, по Фрейду, причина состоит в том, что их ранняя сексуальность, как он утверждал, «имеет всецело маскулинный характер»[181].

Различия вторгаются, когда оба пола осознают, что маленькая девочка чего-то лишена; каждый из них начинает думать, что она была кастрирована.

С точки зрения Фрейда, говоря психологически, существует лишь один генитальный орган — тот, которым обладает мужчина. Хотя гениталии девочки вначале безразличны для мальчика — до тех пор, пока не выдумана угроза кастрации, — она быстро начинает понимать, что ей не хватает пениса, и она хочет иметь его. Даже на стадии эдипова комплекса переживания девочки не являются прямо комплементарными переживаниям мальчика. Поскольку, как утверждает Фрейд, «только в детях мужского пола происходит роковое соединение любви к одному из родителей с ненавистью к другому как сопернику»[182].

Девочка отворачивается от матери и стыдится отсутствия у нее пениса, хотя она не может таким же образом идентифицировать себя с отцом или перенести на него свою агрессию.

В своих «изменениях» Фрейда авторы, писавшие с такой же точки зрения, вводят большую комплементарность, нежели предполагалось в оригинальной фрейдистской позиции. В соответствии с ними девочка сохраняет те черты психосексуального развития, от которых мальчик отказался; мальчик же развивает такие характеристики и инструментальные аттитюды к миру, которыми девочка не обладает или которые вырабатываются у нее лишь в слабой степени. Отношение матери к мальчику с самого начала отличается от того, которое складывается у нее к девочке. Она обращается с ним как с более особым существом, нежели с девочкой, которую любят в более «нарциссистской» манере[183].

От этого каждый пол что-то приобретает и что-то теряет, хотя мальчики теряют больше. Девочки обладают более сильным ощущением своей гендерной идентичности, но более слабым ощущением автономии и индивидуальности; мальчики в большей степени способны к независимым действиям, хотя эмоциональная цена, которую они платят за эту способность, довольно высока.

Продолжая обсуждение введенных ранее тем, позвольте мне модифицировать и историзировать эту интерпретацию и попытаться показать, почему следует избегать чрезмерного акцента на комплементарности. Изобретение материнства создает ситуацию, в которой в глазах и маленькой девочки, и маленького мальчика мать воспринимается как более всемогущее, равно как и вселюбящее[184] существо, нежели это представлялось детям в прежних поколениях.

Однако эта власть и любовь ассоциируются также с большим уважением к автономии ребенка, даже в очень ранние периоды жизни, нежели это было типично прежде (хотя имеется немало эмпирических примеров, когда в таком уважении ребенку в значительной степени отказывают).

Разрыв с матерью для мальчика имеет своим следствием то, что зависимость от женщины становится замаскированной и на бессознательном, а часто и на сознательном уровне отвергается; становится трудно в более поздней жизни интегрировать сексуальность в рефлексивное изложение самости. То, что мужчины стремятся подавить, это, повторяем, не способность к любви, а эмоциональная автономия, столь важная для поддержания интимности. Девочки имеют больше возможностей для достижения такой автономии, которая в большей степени зависит от коммуникации, нежели от склонности к выражению эмоций как таковых. Подобная коммуникативная изобретательность должна расцениваться как дело компетентности, точно так же, как «инструментальная компетентность», которую склонны развивать у себя мужчины.

Доверие мужчин к женщинам в выполнении работы интимности выражается не только в сфере сексуальности, но также и дружбы.

Существуют определенные организации, такие, скажем, как клубы или спортивные команды, которые, вследствие их всецело мужского характера, создают ситуации, где может развиваться и консолидироваться мужское братство. И все же братство — узы, возникающие из совместного и исключительно мужского опыта, — это не то же самое, что дружба, рассматриваемая с точки зрения характеристик чистых отношений. Углубленное исследование двух сотен мужчин и женщин в Соединенных Штатах показало, что две трети интервьюируемых мужчин не смогли назвать близкого друга. У тех, кто смог это сделать, другом с наибольшей степенью вероятности оказывалась женщина. Три четверти женщин в исследовании смогли легко назвать одного или более друзей, и для них это фактически всегда была женщина. Замужние, равно как и одинокие женщины, называли своими лучшими друзьями женщин[185].