Читать книгу "Аристократия и Демос. Политическая элита архаических и классических Афин - Игорь Суриков"

В ходе борьбы с Кимоном Перикл начал и на всем протяжении 450-х гг. до н. э. продолжал проведение в жизнь целой серии взаимосвязанных, хорошо продуманных преобразований, знаменовавших собой важный этап в демократизации афинского полиса. Об этих преобразованиях (среди которых – введение мистофории, допуск зевгитов к архонтату, возрождение института «судей по демам», закон о гражданстве, ужесточавший его критерии, и многое другое) мы достаточно детализированно писали выше. По нашему глубокому убеждению, именно эту серию реформ следует считать одной из главных исторических заслуг Перикла перед Грецией и человечеством, тем фактором, который в широкой перспективе ввел его имя в пантеон самых выдающихся деятелей античности, а в более узкой – обусловил занятие им уникальной позиции «первого гражданина». Если мы не будем этого учитывать, то окажется просто непонятным, как Перикл совершил в своей карьере качественный скачок – от положения «одного из многих» к безусловному лидерству: это случилось именно в 450-е гг. до н. э. Можно сказать, что эти годы хранят в себе ключ к постижению всей личности и деятельности Перикла. А между тем именно этот этап деятельности Перикла меньше, чем следовало бы, привлекает внимание исследователей. Предпочитают писать о том периоде, когда он уже был «афинским олимпийцем», оставляя без достаточного объяснения вопрос о том, как он стал таковым. В своем предельном выражении подобный подход приводит к отрицанию какой-либо связи Перикла с демократическими реформами 450-х гг. (например: Will, 1995, S. 47 ff.), а это представляется нам просто абсурдным.

В 450 г. до н. э. в ходе кипрской кампании скончался Кимон, за несколько лет до того возвратившийся из остракизма, но так и не достигший прежнего безоговорочного влияния в полисе. Его политическую группировку, противостоящую линии Перикла, возглавил теперь свойственник Кимона – Фукидид, сын Мелесия. Выходец из знатного рода, известный атлет-борец, он быстро проявил себя как умелый политик, хороший организатор. Для противодействия возрастающему влиянию Перикла Фукидид принялся за реализацию следующего плана. «Он не дозволил так называемым „прекрасным и хорошим“ (аристократам, kaloi kagathoi. – И. С.) рассеиваться и смешиваться с народом, как прежде, когда блеск их значения затмевался толпою; он отделил их, собрал в одно место; их общая сила приобрела значительный вес и склонила чашу весов» (Плутарх, Перикл. 11). Переводя эту цитату с художественного языка Плутарха на строгий язык политико-правовых понятий, получаем, что Фукидид, сын Мелесия, создал мощную аристократическую гетерию, сплоченную едиными организационными принципами и целенаправленно действующую в качестве оппозиции линии Перикла.

Однако, как бы ни был талантлив Фукидид, он, безусловно, уступал «афинскому олимпийцу» и по яркости своей личности, и, главное, по дальновидности своих действий. Надежда на сиюминутный успех затмила для него более далекие перспективы. А Перикл чутко уловил самое слабое место в позиции своего противника. Эта слабость Фукидида, эта его ошибка, фактически отрезавшая ему путь к конечному успеху, заключалась именно в том, что он демонстративно выступил в качестве простата одной, отдельно взятой социальной группы – аристократии, причем группы слабеющей, уходящей в прошлое. В условиях демократии, которая все более приобретала свои классические формы, такой подход был явно не самым удачным. До Фукидида те политики, которые претендовали на лидирующее положение в полисе, стремились занять позицию общего вождя, выразителя интересов всего гражданского коллектива. Так поступали и Писистрат, и Клисфен, и Фемистокл, и ближайший предшественник Фукидида – Кимон. А сам Фукидид как бы замкнулся теперь в узкой среде своих единомышленников, причем совершенно сознательно. Этим он терял надежду на сколько-нибудь существенное расширение сложившегося круга своих сторонников, своей «клиентелы».

Все это, повторим, немедленно понял Перикл. И начал действовать методами, диаметрально противоположными тем, которые использовал Фукидид, представлявшими собой прямую антитезу им. Фукидид создавал и крепил гетерию – Перикл в этот же самый период принял решение отказаться от услуг гетерии, традиционного политического окружения. Нам представляется, что именно ко времени борьбы с Фукидидом, сыном Мелесия, к 440-м годам до н. э. относится начало того «нового стиля» Перикла в политике, о котором Плутарх (Перикл. 7) рассказывает так: «Перикл переменил и весь свой образ жизни. В городе его видели идущим лишь по одной дороге – на площадь и в Совет. Он отказался от приглашений на обеды и от всех такого рода дружеских, коротких отношений, так что во время своей долгой политической деятельности он не ходил ни к кому из друзей на обед; только когда женился его родственник Евриптолем, он пробыл на пире до возлияния и тотчас потом встал из-за стола (т. е. не остался на симпосий. – И. С.)».

Традиционная политика в гетериях в очень значительной мере творилась на симпосиях, в «частном» пространстве, вторгавшемся через посредство этого в публичную, общественную жизнь. Против этих традиций решительно пошел теперь Перикл, четко разграничив в своей деятельности частную и общественную сферу бытия, не позволяя им перемешиваться друг с другом. Он позиционировал себя как «чисто публичную» личность, которая ни при каких условиях не поступится законностью и государственными интересами ради каких-либо дружеских или родственных связей. В идеале политик такого типа вообще не должен был иметь друзей среди сограждан, чтобы его репутация оставалась вне всяких подозрений и ни у кого не возникло даже мысли о том, что он находится с тем или иным афинянином в «особых» отношениях. И Перикл всячески стремился к этому идеалу. Его друзьями стали метэки – Анаксагор, Протагор, Геродот и др.; со своей законной женой (имя неизвестно), принадлежавшей к роду Алкмеонидов и приходившейся мужу двоюродной сестрой, он как раз в 440-х гг. до н. э. развелся.

В данной ситуации интересы Перикла, насколько можно судить, совпадали с его субъективными пожеланиями. Выше мы отмечали, что тяготевшее над ним бремя происхождения из «оскверненных» Алкмеонидов больше мешало, чем помогало политику. В начале своей деятельности он тем не менее не смог бы порвать с родом и родственниками: ведь такой шаг лишил бы его поддержки и поставил бы крест на всей дальнейшей карьере. Теперь, к 440-м гг. до н. э., положение Перикла весьма существенно укрепилось; он превратился в самостоятельную, так сказать, самодостаточную и очень сильную фигуру на политической арене. Соответственно, можно было уже относительно безболезненно «свернуть» былые связи, отойти от рода.

В результате в общественном мнении Афин не могла не складываться следующая картина: Фукидид как «партийный» политик, защищающий узкие интересы своей группировки, и Перикл как политик «внепартийный», выступающий от лица не какой-либо группы, а всего полиса, всего демоса. Ясно, чья позиция оказывалась прочнее: ведь демос по численности был заведомо больше, чем все аристократы, вместе взятые, а в условиях прямой демократии все определялось именно численностью. Фукидид, сын Мелесия, даже в годы своего наибольшего влияния так и не смог вырасти в полноценного соперника Перикла, не был равен ему по силе и всегда оставался несколько «позади».

Фукидид – человек, судя по всему, старинных, прямых взглядов – порой просто приходил в недоумение от «политических хитростей» Перикла, на которые сам он не был способен. «Однажды спартанский царь Архидам спросил его, кто искуснее в борьбе, он или Перикл. „Когда я в борьбе повалю его, – отвечал Фукидид, – то он говорит, что не упал, чрез это оказывается победителем и убеждает в этом тех, которые это видели“» (Плутарх, Перикл. 8). Более искусный Перикл постоянно переигрывал его, а политические «стычки» между ними происходили регулярно. При этом, как это и было типично для полисных условий, весьма часто поводом для манифестации внутриполитической борьбы становились разногласия по вопросам внешней политики, таким, как отношения с Персией, отношения со Спартой и отношения с союзниками по Афинской архэ. Эти направления, конечно, не существовали изолированно, сплошь и рядом переплетаясь друг с другом, создавая запутанные клубки противоречий, которые потом умело распутывал Перикл.