Читать книгу "Латино-Иерусалимское королевство - Жан Ришар"

Все эти этнические группы, представленные оседлыми народами, совершенно естественно, не изменяя своего традиционного уклада, вписались в рамки территориального режима сеньории. Напротив, латинянам пришлось решать одну очень деликатную проблему, связанную с интеграцией бедуинов в рамки феодального строя. Земли, занятые этими кочевниками (особенно в Трансиордании, Аравийской Петре и на границе с «Berrie», в сеньориях Аскалона и Хеврона), включали в себя пастбища, где они, следуя вековым традициям, занимались перегонным скотоводством. Но завоевания франков разрушили предыдущее деление на округа, к которому привыкли бедуины. Новые границы стали более точными, чем некогда, и преграждали традиционные пути, по которым бедуины перегоняли свои стада. Не желая отказываться от плодородных пастбищ, которые отныне были в руках франков (как, например, «лес Баниаса»), кочевники предпочли выплачивать новым сеньорам, как некогда старым, арендную плату за пользование их выпасами. В королевстве Иерусалимском эта плата поступала к королю, и взамен ему надлежало обеспечивать покровительство бедуинам — чьи стада представляли соблазн, часто непреодолимый, для тех или иных неимущих сеньоров, которые всегда рассматривали этих сарацин как славную добычу. Поэтому можно понять ярость Балдуина IV в отношении Ги де Лузиньяна, который, чтобы отомстить ему (1183 г.), приказал перебить бедуинов из области Аскалона: это было преступлением «против королевского Величества». Но не все бедуины принадлежали королю: те, кто пользовался выпасами на франкской земле, считался иностранцем, наделенным пропуском, тогда как те бедуины, чьи владения находились в пределах королевства, подчинялись местным сеньорам. Так, например, по соглашению 1161 г. с Филиппом де Мильи Балдуин III сохранял для себя власть лишь над «теми бедуинами, что не родились на монреальской земле». До наших времен дошло дарение большого числа «шатров» бедуинов, чьи имена и «линьяжи» тщательно оговариваются; таким образом, можно было передавать бедуина, как передавали «сирийца и плуг». Довольно специфическое положение бедуинов можно приравнять к положению серва, не прикрепленного к земле.

Было бы ошибкой считать местное население как толпу держателей земли и ремесленников, задавленную поборами господствующей франкской расы, не имевшей ни своего права, ни своих вождей. Мы уже видели, что франки обеспечили им сносные материальные условия жизни, с уважением отнесясь к местным традициям. Это уважение затрагивало даже самую важную (которая также была и самой деликатной) сферу отношений — религии. Крестоносцы подчинили Сирию католической церкви; можно было бы ожидать, что она силой присоединит к своим дисциплине и доктрине восточные церкви. В действительности же толерантность латинян поразила даже жителей Востока, и они, в целом, сохранили свои церкви в Сирии и их имущество в том положении, каком они пребывали до крестового похода. Правда, Матвей Эдесский утверждал, что потребовалось чудо, чтобы помешать франкам оставить за собой узурпированные ими армянские, греческие, сирийские и грузинские монастыри (в Святую субботу 1101 г. лампады Гроба Господня не зажглись перед глазами толпы, которая ждала «священного огня». Только после процессии и клятвы, произнесенной Фульхерием Шартрским, капелланом короля Балдуина, огонь наконец вспыхнул: согласно Матвею, франки тогда признали свою неправоту). На самом деле франки не нашли в Иерусалиме христиан; ведь не только египтяне изгнали из города местных христиан, но и мелькитский (греческий) патриарх бежал на Кипр, а яковитский (монофизитский) митрополит нашел убежище возле своих коптских единоверцев в Египте. Не обошлось без некоторых пререканий, прежде чем все вернулось на прежнее место. Конечно, франки захватили имущество, принадлежавшее грекам, в особенности патриарху; но греческие монастыри продолжали процветать — монастырь Св. Иоанна в Тире, и Св. Маргариты на Кармиле, и Св. Илии на Фаворской горе, и прежде всего Св. Екатерины на Синайской горе, равно как греческие и грузинские монастыри в Иерусалиме одинаково почитались и латинскими, и православными паломниками. И несмотря на официальное запрещение мелькитской иерархии, которая дублировала католическую иерархию (в теории греческая и римская церкви составляли единое целое), несмотря на исчезновение греческого патриарха, который вновь появится в Иерусалиме только во время завоевания города Саладином, франки не только позволяли схизматикам владеть своей частью Святых Мест, но и терпели их прелатов. В 1173 г. Великий Магистр ордена госпитальеров Жобер подарил «Мелетосу, сирийцу, архиепископу Греков и Сирийцев (мелькитов)» Газы и Гибелина-Элеуферополя», монастырь Св. Георгия в пожизненное владение; дарение было верифицировано протопапасом Гроба Господня и прочими греческими церковниками Иерусалима.

С остальными течениями в христианстве, которые, к счастью, не стали для латинян «враждебными братьями», согласие установилось еще легче. Жан д'Ибелен считал армянских и яковитских архиепископов Иерусалима викарными епископами латинского патриарха; правда, он писал уже после того, как армянская церковь присоединилась к католической (1198 г.) и яковитский патриарх Игнатий II (1237–1247 гг.) провозгласил о своем подчинении Св. Престолу. Армяне, необычайно близкие к латинянам по своей вере, составляли вмести с ними почти единый народ. Известно, что один армянский монах принес в дар ордену Св. Лазаря водоем, и эта нация владела в Акре своим гостеприимным домом для армянских паломников, который в 1190 г. присоединился к Тевтонскому ордену. Яковитский митрополит, укрывшийся в Египте в 1099 г., не мог защитить свои права, и его два поместья, как бесхозные владения, были отданы рыцарю по имени Жоффье. Пленение Жоффье египтянами в 1103 г. облегчило возвращение прелату этих деревень (Адезии и Бейт Ариф), которые ему вновь уступили. Вернувшись из плена в 1137 г., Жоффье потребовал эти владения, но Фульк Анжуйский (в 1138 г.) под давлением королевы Мелизинды решил, что эти две деревни останутся у, митрополита. В любом случае, Иерусалимские короли весьма благоволили к восточным священникам: русский игумен Даниил был получил у Балдуина I необычайно милостивый прием, а Фульк считал яковитского митрополита Игнатия (1125–1138 г.) «небесным ангелом». Поэтому сирийская община, по сравнению с греками (которые, как говорили, замыслили в 1187 г. выдать Иерусалим мусульманам), была наиболее дружелюбно настроена к франкам.

Имея возможность беспрепятственно отправлять свои религиозные культы, местное население королевства также располагало своими собственными институтами: в своих общинах евреи и самаритяне имели своих судей, которые вершили суд по законам своего народа. Принцип «персональности права» возобладал в Иерусалимском королевстве, и потому в «Ассизах» так редко упоминается о праве нелатинского населения и трибунале сирийцев — курии раисов. Эта курия, на которой председательствовал раис или глава деревни, состояла из двенадцати заседателей: она, скорее всего, являлась не слепком с франкской палаты горожан, а пережитком очень древнего института, который продолжил свое существование, почти не изменившись, в виде действующего деревенского меджлиса. Эта курия взяла на вооружение лишь западную судебную процедуру: по свидетельству Усамы, крестьяне также прибегали к судебному поединку. Ордалия — пытка раскаленным железом, погружение обвиняемого в бочку с водой, где виноватый, будучи слишком легким, не мог достигнуть дна — обычно практиковалась в курии виконта, перед которой представали сирийцы и местные жители в случае самых тяжелых преступлений или когда судились с представителями других народов. Если франк судился с сирийцем, мусульманином или греком, если армянин начинал тяжбу против несторианина, самаритянина, еврея, наконец, в случае всех судебных процессов между людьми разных наций «Ассиза горожан» предписывала обеим сторонам иметь поручителей (свидетелей) из общины их соперника. Иногда допускали, чтобы присяжные (франки, из которых состояла палата) могли быть поручителями во всех тяжбах: именно таким образом в XIII в. вводился институт нотариата. Привилегия франков заключалась в том, что местные жители не могли вызвать их на судебный поединок, кроме случаев, если мусульман обвиняли в убийстве, измене или, по словам «Ассиз», в ереси (правда тексты не объясняют, как можно было обвинять мусульманина или монофизита в ереси…).