Читать книгу "Долгая нота. (От Острова и к Острову) - Даниэль Орлов"

— Человек в браке фатально несвободен, — говорил он, налегая, на приготовленный Ольгой обед, — брак лишает человека социальной альтернативы. Он посягает на самое личное, что у него есть и чем он, по сути, даже не может управлять — на либидо. Запад придумал синенькие таблетки не для того, чтобы мужчинам было хорошо. Это чистой воды лукавство, направленное на сохранение брака, в то время как этот институт переживает один из самых фатальных своих кризисов за всю историю постхристианского общества.

— Обоснуй, теоретик, — Валентин разливал по маленьким рюмочкам коньяк и весело смотрел на приятеля.

— И обосную. Брак — это форма гражданского договора, охраняемого вначале церковью, а потом и государством. Влияние церкви на общественную жизнь, на законодательный процесс в западном мире минимален. Россию я тоже отношу к западу, по крайней мере, в этом вопросе. Клерикализм давно ушёл в прошлое. Однако общество до сих пор делает ставку не на человека как личность, как простейшую монаду социума, а почему-то на нестабильную, неустойчивую молекулу семьи, которую пытается защитить. Что именно в этом вопросе так важно для государства? Ответ простой — прирост населения. Однако социальная система уже сейчас готова к тому, чтобы способствовать нормальному воспитанию — как семейному, так и внесемейному. Европа же вырождается. Там прекратили рожать. Им скучно заниматься рождением детей, потому что это скучно делать с одной и той же женщиной. Освободите личность, дайте ей право существовать во всём многообразии гендерного начала. Возьмите на себя обязательство по сопровождению этих гражданских соглашений. Вы удивитесь, как увеличится население. Кроме того, в далекой перспективе это решение проблем стариков. Законодательно можно закрепить налоговое бремя детей в пользу их биологических родителей, которое, накладываясь на бюджеты пенсионных фондов, даст человеку уверенность, что его старость окажется обеспеченной. Надо вырвать человека из порочного круга: у меня нет детей, потому что я не могу их себе позволить, и я умираю в нищете, потому что у меня нет детей, которые поднесли бы мне стакан виски.

— Эх, Дрюня, — Валентин хлопал Воскресенского по плечу, — как был ты теоретиком, так им и остался. Слова твои расходятся с собственной практикой.

— Ну, Валька, ну ты же знаешь мою историю! Я жертва обстоятельств, — кипятился Воскресенский.

— Знаю-знаю. Это история герметичного расслаивания.

— Совести у тебя нет! Лидка тогда меня на беременность поймала. А я вообще не уверен, что это мой ребёнок. Ты видел эту дылду? Это же гренадёр, а не девочка. А Лидка плюгавая, и я тоже не гигант. Я скорее поверю, что это Илюхина дочка.

— Придумаешь тоже.

— Понятно, что не Илюхина. Я для примера привёл, чтобы ты масштаб оценил. Я её с тренировки встречал накануне дня рождения. Валька, она на голову меня выше! А потом, Лидка — стерва и мерзавка. Она же меня и бросила. Если бы не Ленка, я бы тогда точно руки на себя наложил.

— Ты руки на Лену наложил, да так, что она тебе двойню родила.

— Ленка — это святое, — Воскресенский заулыбался. — Это была любовь без всякого брака. Если бы в очередь на квартиру не вставали, мы бы и не женились. Возможно, что так бы сейчас и жили. Ребята у меня славные. И вообще, у нас прекрасные отношения с ней. И всегда были прекрасные отношения.

— Даже тогда, когда она приехала из отпуска с больными дизентерией Андреичами, а ты в это время…

— Каюсь. Свинья. Но я же и говорю, что брак противен человеческой природе. Природа захотела любви, радости, ласки. Что в этом такого удивительного? Мне, знаешь, и по сей день как-то неловко из-за банальности ситуации. Ленка же меня прекрасно понимала. Я, например, слова ей не сказал, что она в отпуск поехала не с мужем и детьми, а с детьми и мужем подруги. Тот, конечно, тоже с детьми, но это же мужчина. Допускаю, что у них там что-то такое на юге было. И что? И нормально. Это никак не мешало бы нашим отношениям. Вообще, Ленка просто предлог нашла, чтобы меня унизить. А не было бы брака, так и не было бы никакого адюльтера.

— Идеалист ты. Или дурак.

— Лучше идеалист. Так не обидно.

— Андрей, Лена твоя — святая, — Ольга выключила газ под голубцами, сняла передник и присела с сигаретой у холодильника. Она звонит мне иногда, и ни разу про тебя плохого слова не сказала. И Дурнова тоже.

— Дурнова — это ошибка. Это настоящая ошибка. Имею право.

— Ошибка, что ты на ней женился или что ты с ней развёлся? — встрепенулся Валентин.

— И то и другое. Нельзя жениться на женщине, от одного вида которой у мужиков начинаются эректильные позывы. Её хотел весь университет. Оль, ты сама же всё видела. Каждый раз кто-то новый провожал, пока я на работе.

— Зачем женился тогда, если знал, что так оно и будет?

— Говорю, что по ошибке.

— Как можно жениться по ошибке? — Ольга удивлённо смотрела на Воскресенского.

— Элементарно! Нас с ней по ошибке поселили в один номер, когда мы в Ялту на конференцию ездили.

— И по приезду вы сразу подали заявление, — рассмеялся Валентин.

— Говорю — по ошибке. Роковая случайность.

Когда переносили вещи из джипа Воскресенского, тот успел поведать Валентину, что у жены нынче бурный производственный роман с финансовым директором. Все знают и смотрят на Воскресенского участливо. А тот делает вид, что ему эта ситуация глубоко параллельна.

— Представляешь, они уже два раза в Питер ездили якобы на подписание. Я понимаю, что этот едет по делу, но Лариска там зачем? Возвращается довольная, сука, активная. Третьего дня говорю: «Я хочу понять, что между нами происходит», а она мне: «Между нами ничего не происходит. Происходит всё в другом месте. Так что можешь собираться и уматывать».

— А ты что? — Валентин стоял в лифте, держа в руках пылесос.

— А что я? Собрал манатки, отвёз к тётке на квартиру.

— Больше жениться не будешь?

— Больше точно не буду. Хватит. Ещё и работаем вместе. Уйду, нафиг, в другое агентство. Спецы моего уровня на дороге не валяются. У меня одних топовых клиентов два десятка.

Валентин подумал, что при всей своей дурости Воскресенский безобиднейший тип. Простак, сильнее которого оказывается любая женщина. Пытается создать имидж покорителя женских сердец, а сам волокита. Друзей за всеми своими романами растерял. Вот, к ним с Ольгой прибился. Они же плотно только последние годы начали общаться. Оказалось, что Воскресенский даже талантлив. Однажды принёс целый диск с роликами, снятыми по своим сценариям. Почти все Валентин раньше видел в телевизоре, но не знал, что это работы Андрея.

— Монстр, — сказал Валентин, когда диск закончился

— А то! — гордо хохотнул Воскресенский. — Есть что предъявить человечеству. Вообще, хочу кино сделать. Деньги только найду и обязательно сниму. У меня даже синопсис есть.

— Что у тебя есть?