Читать книгу "Нас украли. История преступлений - Людмила Петрушевская"

Ланочка ушла, уверенная, что Евграфа убили.

Ее заявление в милиции принимать не хотели, но затем, к вечеру следующего дня, после почти суточного напора этой неугомонной гражданки пожилого возраста, его все же приняли и зарегистрировали.

— Бабуля, — сказал следователь, — какая там банда! Алкоголики часто женятся на иногородних. Да сколько угодно! А потом обменивают с приплатой на деревню. Такой сценарий. И набежит к алкашу вся эта кодла, и эти деньги пропьют, а частично и отберут. И замочат хозяина. Это же все нелюдь. Отброс человечества.

— Какой отброс, он же известный художник! Он фильмы делал!

— Ну и что? Вы даже не думайте. Это чистый висяк, нераскрываемое дело, я вам говорю. Тем более какой резон мне вас обманывать, я ухожу вообще отсюда… Увольняюсь. Сколько здесь платят, это просто смешно! Мне что, взятки брать? Не-ет! (Он вдруг вызверился куда-то в угол, состроил козью морду воображаемому собеседнику.) На прощание я бы мог с вами и согласиться, но правда сильнее. Даже из уважения к вам дело не успею завести.

Ланочку действительно все люди ценили, уважали и оказывали ей всевозможные знаки внимания, даже этот следователь. Но она чувствовала, что данный дяденька, лысый, грязноватый и потный, явно что-то знает, слишком уж он прятал глазенки. И уходит с работы почему?

Из милиции не увольняются, из нее увольняют.

41. Ланочка выходит на тропу войны

Память у Ланочки была фантастическая. Особенно слуховая.

Она великолепно, например, могла говорить на иностранных языках всякую абракадабру, копируя произношение.

Это у нее всегда был отдельный номер на пьянках коллектива, называемых «капустники».

Однажды был такой эпизод, она его широко рассказывала, что привелось ей ехать в Ригу, дали путевку, и соседкой по купе у нее оказалась такая смуглая блондинка, причем с ярко-синими глазами, одетая просто шикарно, как в каком-нибудь Мариуполе (зеленый кожаный пиджак, оранжевые сапоги на высоком каблуке) — и которая говорила приблизительно так (тут народ замирал перед приступом хохота):

— Шо я т-кая заг-релыя, ну я с Одессы еду. Вот как вас зывут? А, Лана. А меня Индия, оч приятно мне п-зна-акомица. Вот х-тите, паспырт п-кыжу?

И Индия эта тут же полезла в свой сапог и достала слегка такой погнутый — по форме ноги, разумеется, — документ.

В паспорте она фигурировала, правда, как Зинаида.

Показать документ значило, что тебе доверяют полностью.

И ты можешь полностью доверять этому человеку.

Тут в купе отъехала дверь.

Там — как портрет в раме — предстал пожилой красавец, загорелый и тоже крашеный блондин, который произнес что-то со знаком вопроса (тут Ланочка выдала серию звуков явно не по-русски, но с понятным акцентом).

Тогда Зинаида ответила ему так (опять серия звуков), и, как поняла Ланочка, она сказала, что еще не успела провентилировать этот вопрос.

Блондин кивнул. Дверь закрылась.

И Ланочка тогда (внимание!) полностью повторила за Зинаидой ее фразу (на капустниках у них всегда шел повтор и взрыв смеха у публики).

Зинаида эта вытаращилась и сказала что-то еще.

Ланочка тут же продемонстрировала то, что было сказано, но с вопросительной интонацией. Допустим, Зина произнесла: «Ты шо, все понимаешь по-нашему?» А Ланочка то же самое повторила как в шутку. «Все понимаешь по нашему?» — насмешливо воскликнула она.

После этого Индия пропала из купе.

Видимо, пожилой блондин спросил ее что-то о Ланочке. То есть стоит ли с ней иметь дело. А Индия ответила, что пока непонятно, но посмотрим.

И Ланочка раскрыла все их секреты.

И вот теперь она, приготовившись для решающего рывка, стояла на площади Киевского вокзала с полуоткрытой сумкой, из которой торчал широко открытый и чисто вымытый пакет от кефира (а в нем пузырьки со старыми микстурами и коробочки от лекарств, тоже не новые), а также толстый кошелек.

Она явилась сюда, потому что до нее дошел слух об одной вокзальной цыганке Саше, которая подвизалась на Киевском вокзале и не то что бы гадала, но иногда провидела некоторые вещи, в частности, одной далекой знакомой Ланочки она сказала, что ОН в колодце.

Просто так сказала, когда та несчастная шла мимо с электропоезда от Апрелевки.

Цыганку никто не спрашивал, кстати.

Она сама привязалась, даже пошла рядом.

— Дай погадаю, золотая, он в колодце, твой любимый, кого ты ищешь, — сказала она.

— Что, погиб? — спросила, готовясь заплакать, бедная женщина, и сняла с пальца серебряное колечко.

— Да не знаю еще, — отвечала гадалка.

— А как вас зовут? — воскликнула бедняга.

— Саша ее звать, — отвечали в толпе цыганок насмешливо.

Ибо нет пророка в своем отечестве.

Над пророками издеваются, да.

Свои им не верят испокон веку.

Саша, ухватив колечко, тут же растворилась в толпе соплеменниц.

Речь шла, конечно, о коте, которого вся семья искала уже неделю по дачному поселку.

После встречи с Сашей были обшарены окрестные колодцы, и бедолагу, мокрого, заплесневелого, но живого, сидящего на каком-то выступе в глубине сруба, подцепили ведром.

То есть как подцепили: он сам, умный кот, перевалился туда. Ведро-то качалось рядом, как не воспользоваться! Коты любят прятаться во что попало.

Та женщина долго искала эту легендарную Сашу, чтобы отплатить ей за предсказание, но цыганки, как видно, кочевали по всей Москве.

Единственное место, где ее можно было надеяться найти, это была все та же площадь Киевского вокзала.

Киевский вокзал нищих девяностых годов двадцатого века!

Шеренги людей на подходе к метро по обе стороны, как почетный караул, сильно помятый, продающий с рук штаны-пиджаки-польта, старушки с сигаретами, блоками, пачками и поштучно для молодых, цветочная мафия со своими пластмассовыми вазонами, ошалелые менты с раздутыми карманами.

Ну и цыганки.

Они кочевали по вокзалам, причем это явно были разные группировки, иногда они переругивались через площадь, легко перекрывая воплями пространства и посылая проклятия в адрес конкурирующего племени.

Ланочка специально наменяла мелких денег, набила ими старое кожаное покойного дяди портмоне до полной пузатости, надела на плечо бывалую сумку, напихала туда каких-то брошюр, тряпок, поставила тот самый вымытый и высушенный пакет из-под кефира, внутрь которого засунула много пузырьков и коробочек от лекарств, чтобы было понятно, с кем имеете дело (больная на всю голову), добавила заветренные полкочана капусты, затем поверх всего выложила портмоне и застегнула сумку, но расчет был на то, что молния постоянно расходилась посредине.