Читать книгу "Букет из Оперного театра - Ирина Лобусова"

— Месье, прошу вас, помогите мне! — Вера возвела на Фрейденберга умоляющие глаза. — Спасите этих людей!

Анри, склонившись в поклоне, галантно поцеловал руку актрисы. В тот момент все бывшие в комнате заметили, что его руки дрожат. Фрейденберг повернулся к офицеру:

— Немедленно отпустите этих людей! И пошел вон!

Офицер растерялся. Уставился на Гришина-Алмазова. Тот сделал шаг вперед.

— Господин Фрейденберг…

— Заткнись, Гришин-Алмазов. Мы сделали тебя губернатором, мы можем и передумать, — последовал резкий ответ.

— Отпустить, — скомандовал офицер и вместе с солдатами покинул гримерную. Таня обняла плачущего Стрижа за плечи. К ним подошел Харитонов.

— Немедленно уходите из театра, — сквозь зубы сказал он, — и побыстрее.

По его глазам Таня прочитала, что Харитонов ни секунды не сомневается в том, что офицер сказал правду и что понял, что они воры.

Прежде чем уйти, Таня подошла к Вере Холодной.

— Спасибо вам! Я никогда не забуду то, что вы сделали для нас! Никогда! Никогда… Когда-нибудь я отплачу вам добром! Я буду вас хранить.

Актриса слегка обняла ее, ласково коснувшись волос. Последнее, что Таня увидела, выходя из гримерной, были безумные глаза француза Фрейденберга: как он смотрел на Веру Холодную.

После концерта Петр Инсаров помог перенести тяжелые букеты в гримерную артистки.

— Говорят, Вера, вы сегодня отличились, — игриво начал он, — спасли от расстрела двух воришек и навсегда украли сердце французского начальства Анри Фрейденберга?

— Спасти от расстрела было сложней, — ответила в тон ему актриса.

— Что же это было? Приступ благотворительности или глупости? — усмехнулся Инсаров.

— Ни то, ни другое. Конечно, они воры. Я не сомневалась в этом ни секунды, — сказала Вера. — Но дать их убить за какие-то золотые побрякушки я не могла. Запомните, Инсаров, золото не стоит человеческой жизни. А эта девушка… У нее такие печальные глаза… В ней есть что-то очень необычное. И у нее благородное сердце, это видно невооруженным взглядом. Что же касается француза… Гришин-Алмазов меня беспокоит больше.

— Почему же? — удивился актер.

— Он пытается за мною ухаживать, но глаза его смотрят на меня не с добром. Он очень коварный и злой человек. С ним следует быть осторожной.

— И от него следует спасать, — в тон ей добавил Инсаров.

— Кого спасать? — с удивлением спросила артистка.

— Одессу, в первую очередь. И от него, и от французов. От того, что происходит здесь.

— Вы же знаете, я далека от политики.

— А это не политика, Вера. Это окружающая вас жизнь. Вот сегодня вы спасли двух людей. Разве это политика? А сколько таких сегодня отправилось на тот свет? Спасать надо Одессу и нас всех. Нас зальют кровью. А потом в этом же и обвинят. И кто знает, может, вы и сможете спасти.

— Я вас не понимаю, — актриса нахмурилась, — вы говорите какими-то загадками. Это странно.

— Позже я обязательно все вам объясню, если вы захотите меня слушать. Но только не сейчас. Вы идете на прием?

— У меня есть выбор? — засмеялась Вера. — Харитонов против силы потащит меня туда.

— Там будет и этот влюбившийся в вас француз, Фрейденберг. Пококетничайте с ним!

— Что с вами? На старости лет вы стали сводником?

— Я пошутил. Не принимайте всерьез. Просто он кажется мне неплохим человеком, и он, похоже, серьезно в вас влюблен.

— А вы будете на приеме?

— Нет. Из Москвы только сегодня приехал мой близкий друг. Он тоже связан с кино, я собираюсь представить его Харитонову. И вам конечно же. Он очень интересный человек. Вам стоит с ним познакомиться. Он больше меня может рассказать о спасении. Его зовут Жорж де Лафар.

Рытвины и ухабы, заполненные жидкой грязью, начинались с самого угла Запорожской улицы и уже к середине дороги превращались в настоящие грязевые канавы. Особо худо было после дождя. Молдаванка превращалась в бурлящий грязевой канал, и ходить приходилось осторожно, как по минному полю. Ступишь в маленькую лужицу, едва больше людской подошвы, — и окажешься по колено в воде.

Но так было только для чужих. Местные жители, выросшие среди этих дождевых луж, знали назубок каждую рытвинку, каждую впадинку, и все, что будет происходить на улицах после любой непогоды, могли предсказывать наугад.

Как красиво блестела в лужах дождевая вода! Еще не замутненная жидкой грязью, она сверкала, как расплавленное стекло, и уличные дети Молдаванки, никогда не видевшие драгоценных камней, думали, что так сверкают бриллианты. Босоногие и чумазые, они радовались дождю, подставляя маленькие ладошки под холодные пенные струи, и жизнь казалась прекрасной даже для них — для тех, кто в своей жизни не видел ничего радостнее дождя.

Но самое веселье наступало потом. Из обрывков старых газет, найденных на ближайшей помойке, они сооружали бумажные кораблики и, украсив мачты цветными картинками из иллюстрированных журналов, выпускали в бурные воды сточных канав. С шумом вода сбегала вниз, подбирая с берегов груды мусора, и маленькие храбрые кораблики кружились между этих досадных препятствий, как среди настоящих скал. И не было ничего храбрее и отчаяннее, чем это упрямое противоборство маленького кораблика с водной стихией — выживет или упадет.

Чумазые уличные дети Молдаванки были и грозой района, и, одновременно, его гордостью. Сбитые в стаи под патронатом более старших товарищей из уличных банд, с самого детства они осваивали азы криминального мира, не предполагая, что жизнь бывает другой. Они клянчили монеты в порту, кривляясь перед обитателями роскошных яхт, которые часто швыряли мелочь оборванным уличным мальчишкам, воровали кошельки на Привозе, стояли на шухере во время налетов и отчаянно залезали в открытые форточки богатых квартир. Они следили за обитателями богатых домов, будучи самыми лучшими в мире наводчиками, потому что, как правило, никто не обращает внимание на уличных мальчишек, торговали газетами на Дерибасовской, вразнос предлагая свой сенсационный товар и выкрикивая самые громкие заголовки уже охрипшими голосами, торговали контрабандными сигаретами возле роскошных ресторанов и кафе, приторговывая всем, чем угодно — от оружия и до наркотиков…

Но в первую очередь — они были детьми. И когда в городе шел дождь, они запускали в пенных лужах маленькие бумажные кораблики, радуясь этим мгновениям.

Именно после стихийного, внезапно разразившегося над городом дождя на Молдаванку вернулся Стриж, чудом избежавший гибели. И толпа уличных мальчишек, пускавших кораблики в канавах на Запорожской, с воплями тут же окружила его. Еще несколько лет назад Стриж сам был таким. Он жил в уличной банде, спал в каком-то сарае на Сербской с десятком других мальчишек, кормился воровством кошельков и слушал как Бога старшего товарища, охранявшего их банду от приюта. Товарищ этот, храбрый и отчаянный головорез из банды Яшки Чалого, учил их выжить в этой тяжелой жизни. Как и прочим детям, Стрижу доставалось гораздо больше побоев, чем конфет.