Читать книгу "На службе в сталинской разведке. Тайны русских спецлужб от бывшего шефа советской разведки в Западной Европе - Вальтер Кривицкий"

Следующей ночью я вернулся в кабинет Кедрова, и тот снова оставил нас одних. Я дал Дедушку ручку и бумагу и попросил его написать все, что ему известно об интересующем меня деле. Дедушок потратил на это двадцать минут. Принесли чай и бутерброды, и мы снова проговорили до утра.

– Зачем вы признались? – спросил я его напоследок, листая книгу и стараясь, чтобы мой вопрос прозвучал как бы между прочим.

Сначала Дедушок ничего не сказал, а просто ходил по комнате, занятый другими мыслями. Когда же он заговорил, то его речь была обрывочной и мало понятной постороннему, однако вполне ясной любому, кто двадцать четыре часа в сутки проводил в советских госучреждениях. Дедушок не осмелился говорить на эту тему открыто, как не мог это делать и я. Даже сам факт того, что я задал ему такой вопрос, подвергал меня риску, которым он легко мог воспользоваться.

Тщательно проанализировав его слова, я понял, что произошло. Его не подвергали пыткам третьей степени. Лишь однажды следователь сказал ему, что он может отделаться десятилетним сроком, если признает свою вину. Хорошо зная, какие способы использует ОГПУ, он подумал и принял это предложение. И конечно, он даже косвенно не был связан с кремлевским заговором, по поводу которого его вызвали в Москву. На мельницу Дедушок так и не вернулся. Его расстреляли…

Одним из достижений, которыми гордилось ОГПУ, было так называемое «перевоспитание» крестьян, инженеров, профессоров и промышленных рабочих, которые не испытывали энтузиазма по поводу советской системы. Их миллионами хватали и везли в трудовые лагеря, где приобщали к благам коллективизма. Эти закаленные враги сталинской диктатуры: крестьяне, от жадности цеплявшиеся за своих коров, профессора, упрямо придерживающиеся немарксистских научных концепций, инженеры, не желавшие выполнять пятилетний план, преступные элементы из рабочих, жалующиеся на низкую зарплату, – все эти безнадежные группы и другие, подобные им (общей численностью в семь миллионов) отправлялись ОГПУ в новый коллективный мир, где их принуждали работать под надзором охранников из ОГПУ и где из них делали послушных советских граждан.

18 апреля 1931 года Совет труда и обороны постановил, что за двадцать месяцев должен быть построен канал между Белым и Балтийским морями протяженностью 140 миль. Эта работа поручалась ОГПУ. Задействовав около полумиллиона заключенных, заставив их валить деревья, взрывать скалы, перекрывать водные потоки и перекаты, ОГПУ сумело закончить строительство точно в срок. С палубы парохода «Анохин» Сталин в сопровождении Ягоды лично наблюдал за величественной церемонией открытия.

Когда строительство канала был завершено, вышел специальный декрет, объявлявший амнистию 12 484 «преступникам» из полумиллиона заключенных, задействованных на строительстве. Кроме того, сократили сроки еще 59 516 осужденным. Но ОГПУ вскоре обнаружило, что большая часть этих «освобожденных» так полюбили коллективный труд, что хотят продолжить работу, а потому их перебросили на строительство другого великого объекта – канала Москва-Волга.

30 апреля 1937 года увидел фотографию Фирина – главного строителя каналов в ОГПУ. Она была выставлена на Красной площади. Ну, подумал я про себя, хоть один большой человек пока не арестован! Через два дня я столкнулся со своим коллегой, которого отозвали из-за границы. И первое, что он мне сказал, оправившись от удивления, что видит меня на свободе, было:

– Вы знаете, с Фириным все кончено.

Я ответил ему, что это невозможно, поскольку фотография Фирина стоит на главной площади в Москве.

– Говорю вам, Фирину конец, – настаивал он. – Я был на открытии канала Москва – Волга, и его там не было.

Тем же вечером мне позвонил друг, работавший в «Известиях». Он сказал мне, что его учреждению велено изъять все фото Фирина и упоминания о нем – великом строителе каналов из ОГПУ…

ОГПУ не ограничивалось операциями только на территории России. Несмотря на все усилия опытных пропагандистов, мир скептически относился к «признаниям» старых большевиков на московских процессах. Сталин и ОГПУ решили убедить мировую общественность в том, что московский спектакль соответствует самому высокому уровню, а потому организовывали подобные драмы в Испании, Чехословакии и США.

Русское ОГПУ подготовило в октябре 1938 года в Барселоне суд над руководителями испанской марксистской партии ПОУМ. Их обвиняли в измене, шпионаже и в покушении на убийство членов республиканского правительства. Москва надеялась с помощью процесса над ПОУМ продемонстрировать, что все испанские радикалы, противостоящие Сталину, есть «троцкисты и фашистские заговорщики». Но Барселона – это не Москва. ОГПУ сделало все, что могло сделать в таких обстоятельствах, но, несмотря на давление, заключенные отказались признаваться, что они шпионы, работающие на Франко.

Впервые я узнал о таких предполагаемых зарубежных процессах в мае 1937 года, когда находился в кабинете Слуцкого. Ему кто-то позвонил, и после долгой беседы с человеком, чье имя он не назвал, он положил трубку и сказал:

– Наверное, Ежов и Сталин думают, что я могу арестовывать людей в Праге с такой же легкостью, как мы это делаем в Москве.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался я.

– Знаете, Кривицкий, дело в том, что Сталин хочет суда над троцкистскими шпионами в Европе, – ответил он. – Если бы мы могли это устроить, результаты были бы просто потрясающими. Пражская полиция собирается арестовать Грилевича. Они хорошо к нам относятся, но мы не можем управлять чехами так, как мы это делаем с нашими людьми. Здесь, в Москве, мне нужно просто открыть двери Лубянки и загнать туда всех, кого нужно. Но в Праге есть еще легионеры, которые боролись против нас в 1918 году и сейчас саботируют нашу работу.

Антон Грилевич, бывший лидер германских коммунистов и член прусского парламента – ландтага, впоследствии стал троцкистом и попросил убежища в Чехословакии, когда к власти пришел Гитлер. Его арест в Праге, предсказанный Слуцким, произошел сразу же после расстрела командиров Красной армии 12 июня 1937 года. Из других источников мне довелось узнать о дальнейшем развитии этого московского заговора.

В то утро, когда Грилевич был арестован, чешский детектив предъявил ему чемодан, который много месяцев назад он оставил в доме своего друга и который, как он утверждал, он не открывал с октября 1936 года. В чемодане были памфлеты радикального содержания, деловая корреспонденция и какие-то другие материалы невинного содержания. Ничего такого, что можно было бы отнести к нарушению законов Чехословакии, не говоря уже о доказательствах военного или какого-либо еще шпионажа. Утром полицейский детектив ничего такого ему не предъявлял. Но вечером появился следователь, который тут же начал с Грилевичем разговор о московских процессах. После таких прозрачных намеков, ради которых он и затеял всю эту беседу, полицейский предъявил арестованному три фальшивых паспорта и снимок-негатив немецкого плана, датированный 17 февраля 1937 года. Снимок представлял собой план оккупации немцами Судетов. А кроме того, здесь была и какая-то записка, написанная незнакомым почерком. Грилевич даже не успел ознакомиться с этими «доказательствами», потому что следователь выхватил их из рук арестованного и воскликнул: