Читать книгу "Недоверчивые умы. Чем нас привлекают теории заговоров - Роб Бразертон"

Благодаря этой обманчиво простой задаче выясняется, что у многих людей отсутствует элементарное представление о работе велосипеда. Но это еще не все. Очевидно, что мы можем обойтись и без понимания подробностей устройства велосипеда. Интересно то, что мы не осознаем наше непонимание до тех пор, пока не продемонстрируем его, дополнив рисунок и обнаружив, что ошиблись. Перед тем, как давать дорисовывать картинку, Лоусон спрашивала испытуемых, как они оценивают свое понимание основных принципов устройства велосипеда. Шкала ответов начиналась с 1 балла («Я не знаю ничего или почти ничего об устройстве велосипеда») и кончалась 7 баллами («Я досконально знаю, как работает велосипед»). В среднем люди оценивали себя на 4–5 баллов – умеренно разбираются. Оказалось, что для многих такой уровень понимания был иллюзией. Иллюзия развеялась, когда людям указали их ошибки на рисунке, то есть они столкнулись лицом к лицу с собственным невежеством. Это было неожиданно. Один старательный участник эксперимента так охарактеризовал печальное положение дел: «Я думаю, что знаю меньше, чем мне казалось».

Мы думаем, что понимаем больше, чем на самом деле, не только когда речь идет об устройстве велосипеда. Мы слишком самонадеянны, оценивая, насколько хорошо разбираемся в разных темах. Аспирант Йельского университета Леон Розенблит и его научный руководитель Франк Кейл провели обширную серию экспериментов, в которых опрашивали людей, насколько хорошо они понимают действие разнообразных устройств. Устройства различались по сложности и степени знакомства для участника, начиная от консервной открывалки и застежки-молнии и заканчивая вертолетом{315}. Изначально испытуемые считали, что достаточно детально разбираются в работе каждого устройства. Когда исследователи попросили их описать подробно, как именно открывалка открывает консервные банки или как летает вертолет, то многие участники плохо справились с задачей. Большинство испытуемых Розенблита и Кейла, так же как и обескураженные «велосипедисты» у Лоусон, испытали «искреннее удивление и обрели чувство смирения с тем, насколько меньше они знают, чем им казалось изначально».

И это еще не все. Люди переоценивают свое понимание простых физических задач{316} (например, по какой траектории будет падать тело) и более сложные природных явлений{317} (например, почему происходят землетрясения, откуда у кометы хвост или как возникает радуга). Люди думают, что понимают законы{318} и разбираются в политике лучше, чем у них это получается на самом деле{319}. Как отмечают Кристофер Шабри и Даниэл Саймонс в своей книге «Невидимая горилла»[17], тот факт, что такие проекты, как Большой бостонский туннель, выходят за рамки запланированного бюджета и не укладываются в сроки, свидетельствует о том, что даже специалисты иногда переоценивают свои знания, когда что-то проектируют{320}.

Мы можем думать, что в чем-то хорошо разбираемся, но, когда приходит время подтвердить свои слова делом, часто оказывается, что наше понимание оставляет желать лучшего.

Неизвестные незнания

Почему мы так часто заблуждаемся относительно глубины своих знаний? Не похоже, чтобы мы просто себе льстили или пытались произвести впечатление. Когда участникам эксперимента предлагали наличные деньги за честную и точную оценку своих знаний и способностей, даже значительная сумма в $100 не снижала их самоуверенности. Самоуверенность не снизилась, даже когда испытуемых заставляли подтвердить оценку своих способностей перед сверстниками, поставив их, таким образом, перед перспективой показаться высокомерным или глупым в случае завышенной самооценки{321}.

Настоящая причина переоценивания заключается в метакогнитивном искажении. Метакогнитивные процессы – всего лишь красивое название «знаний о знании». Когда вы говорите: «Я хорошо знаю математику», или «Я легко отвлекаюсь», вы делаете метакогнитивное заключение. Но оказывается, думать о своем мышлении бывает так же сложно, как укусить себя за локоть. Наша способность правильно оценивать, действительно ли мы что-то знаем, и, в частности, понимать, насколько многого мы не знаем, имеет свои ограничения. Бывший министр обороны США Дональд Рамсфелд охарактеризовал эту проблему в своей известной фразе:

Как известно, существует то, о чем мы знаем, и мы это опознаем как известное нам. Также мы знаем, что существует не известное нам, иначе говоря, про это мы знаем то, что мы этого не знаем. Но есть еще и нечто неизвестное, о чьем существовании мы даже не догадываемся. ‹…› Эта последняя категория, как правило, самая сложная{322}.

Формулировки Рамсфелда могут свернуть ваш мозг в трубочку (и за это он получил нагоняй от привередливых лингвистов), но, по существу, он говорит о важных вещах. Давайте рассмотрим каждую категорию. «Известные знания» – это просто. Как называется столица Англии? Я знаю ответ: Лондон. Когда я прочитал вопрос, мой мозг как будто превратился в мысленную поисковую систему и выдал ответ. «Известные незнания» тоже не вызывает проблем. Как называется столица Намибии? Я не знаю. Но я знаю, что я не знаю. После нажатия кнопки поиска выводится пустая страница и сообщение «Искомый документ не найден». Леон Розенблит обнаружил, что, когда дело касается таких простых вопросов, как столицы мира, нам не свойственно переоценивать свои знания. Мы либо знаем ответ, либо нет. Мы легко различаем эти две ситуации. Мы воспринимаем известные неизвестности как маленький пробел в наших знаниях, ожидающий заполнения. (Благодаря значительно более мощному поисковику я свой заполнил: столица Намибии – Виндхук.)