Читать книгу "Закон бутерброда - Титью Лекок"

Она еще внимательнее вперилась в потолок.

Она будет предлагать свои материалы каким-нибудь журналам. Найти настоящее место маловероятно, но если набрать побольше заказов, то, скорее всего, она выкрутится. Ей уже несколько раз предлагали вести под псевдонимом блог о сексе на женском сайте. Одно из немногих преимуществ того, что она стала героиней первого французского порноролика и первого случая “порномести”, как это потом окрестили.

Поль между тем пребывал в полнейшем пищевом помрачении сознания. Когда он нервничал, он всегда ел. А судя по его полноте, нервничал он часто. Годами Поль играл роль дежурного кощея, которого все время спрашивают с беспокойством, не болен ли он, но теперь потолстел. Вернее, его разнесло. И ему очень нравился статус толстяка. Во-первых, он занимал больше пространства в реальной жизни. Во-вторых, видел в набранном весе сразу две причины для гордости. Выставляя напоказ округлившийся живот, он слал далеко и надолго общество с его требованиями худобы и мускулатуры. Ага, я толстяк и тем не менее валяюсь с симпатичными телками. А кроме того, показывал кукиш матери, вечно жаловавшейся на чрезмерную худобу сына. Его круглые щеки словно говорили: “Это ты не умела меня кормить”. Полнота имела только одно неудобство: член казался меньше. Но он и тут нашел выход – брил лобок, и ему казалось, что тем самым, благодаря оптическому эффекту, обнаженный член представал во всей своей мощи.

К несчастью, в тот день в холодильнике Поля почти ничего не осталось. За неимением жратвы он решил зайти в твиттер и слегка постебать Надин Морано[15].

@nadinemorano Скажите, вы долго работали над собой, чтобы достичь подобного уровня тупости?

Через несколько секунд пришел ответ:

Паучья слюна не пятнает белую голубку.

Поль возликовал. Надин была совершенно не способна избегать расставленных для нее сетей провокации. Она так и не усвоила, что самым действенным оружием было бы не отвечать Полю, преследовавшему ее уже несколько месяцев. Он продолжал ее оскорблять, потому что она подставлялась. “Сударыня, знайте, что любой тролль живет за счет того, кто ему отвечает, этот урок точно стоит злобного твита”[16]. Но мозгов в голове у Надин было не больше, чем у курицы, и усвоить урок она не могла. Наверно, не понимала, что такое тролль. В интернете, да и в жизни, роль Поля заключалась в том, чтобы говорить жуткие гадости, портить любой разговор, паразитировать на любой речи. Надин Морано могла бы понять его, как никто другой, потому что сама только тем и занималась в политическом пространстве. Несла ахинею, готова была подобрать весь мусор и гадость мира, нападая на своих врагов. Собственно, Поль в основном поэтому и превратил ее в любимую мишень. Чем запредельнее были ее речи, тем сильнее он ее доставал.

Он ответил: “а у меня есть такая же, но со свиной спермой”. Обычно перепалка с Надин прибавляла ему сил. Но не сегодня. На самом деле ему становилось все хуже. Сначала он взбесился от заявления Марианны, как голодная гиена, а теперь начинал осознавать масштаб катастрофы. Марианна его уволила. Сделала его безработным. И как теперь выпутываться? В ближайшие годы он рассчитывал заниматься Penissimo. А может, и всю жизнь. Он завелся, а есть нечего. Надо сходить в магазин, слегка проветриться. К тому же он страстно любил покупать еду. Когда Марианна рассказывала про свою любовь к увлажняющим кремам, он говорил себе, что у него та же страстная зависимость от колбасы. Блин… Марианна. Его лучший друг. Бессердечная мерзкая шлюха. Он натянул куртку и взял ключи. Не хотелось думать о неизбежном дерьме, в которое превратится его жизнь.

Купив хамона в своем любимом магазине деликатесов (с которым конкурировала кулинария на углу и все окрестные рестораны), он решился переступить порог ближайшего “Франпри”.

Любовь Поля к хорошей жрачке возрастала прямо пропорционально ненависти к супермаркетам. По счастью, он спасался доставкой из интернет-магазинов – за исключением тех дней, когда, как сегодня, неожиданно кончалась туалетная бумага. Раньше проблему решал араб-бакалейщик, но полгода назад он закрыл магазин, и теперь на его месте был суши-бар. Мужество, с которым Поль вступил во врата ада, коим являлся “Франпри”, зиждилось на надежде, что сейчас, во второй половине дня, он проведет внутри не больше десяти минут.

Он решительно зашагал вдоль стеллажей, стараясь не смотреть на окружавшие его пирамиды еды. Взял упаковку бумажных рулонов в глубине магазина и вернулся к единственной открытой кассе. Стоявшая перед ним пожилая дама с трудом извлекала из хозяйственной сумки свои покупки, одну за другой. Он почувствовал легкую тошноту. Боковым зрением он видел бесконечные ряды продуктов, расставленных друг на друга в строгом геометрическом порядке: специи, макаронные изделия, замороженные полуфабрикаты… Тонны и тонны жрачки, громоздящиеся от пола до потолка, небоскребы потребления. Вся эта жратва, все эти штуки предназначались для того, чтобы их пережевывали, смешивали со слюной, глотали, переваривали и, наконец, извергали в унитаз. Только представьте, в каких коричневых упаковках будут красоваться экскременты, которые вы произведете, переварив эти восхитительные брусочки мерлана. От сверхизобилия фальшивой еды его мутило. На висках выступил холодный пот. Старушка перед ним болтала с кассиршей про артрит. Поль старался контролировать дыхание, но голова у него кружилась, а по спине, бросая в дрожь, стекали струйки пота. И последний удар: чертова бабка никак не найдет банковскую карту. А кассирше приходит в голову худшая из идей, она предлагает заплатить чеком. Чеком… блядь. Три часа она достает чековую книжку, потом отрывает чек, та сует его в кассовый аппарат, потом просит предъявить удостоверение личности, а старуха его ищет, а потом кассирша ищет ручку, чтобы переписать номер. За спиной стояла Смерть. Поль был уверен, что если обернется, то увидит в очереди, прямо за собой, скелет с косой, который дружески помашет ему рукой: приветик! В стеклянной двери “Франпри” отражались стеллажи магазина. Все эти формы, горшки, краски, тубы, коробки, пластиковые бутылки, а внутри одно и то же месиво, хоть в порошке, хоть в жидкости, в креме или в заморозке, хоть для стирки, хоть на десерт, хоть для чистки туалета или для приправы макарон. На него сошло прозрение: точно, в них один и тот же продукт, с одной и той же химической формулой. Одна и та же штука, пригодная и для борьбы с известковым налетом, и для кормления новорожденного.

Он больше не мог, это было выше его сил. Он бросил туалетную бумагу и бегом выскочил из супермаркета, борясь с приступом тошноты. Дома он растянулся на диване и включил телевизор, ожидая, когда приступ пройдет. Постарался сосредоточиться на фильме, там кто-то говорил: “Я не сошла с ума, я знаю, что она умерла, но мне надо, чтобы так было и дальше”. Блин, мне плохо, мне плохо, мне плохо. Он схватил телефон и послал Софии эсэмэску.