Читать книгу "Шпион номер раз - Геннадий Соколов"

Существовавшая тогда система валютного регулирования теперь изменилась весьма основательно. В ту же пору в основе этой системы лежали договоренности Бреттон-Вудской международной конференции 1944 года. На ней доллар был провозглашен основой всей мировой валютной системы. Второй резервной валютой в мире был объявлен британский фунт стерлингов. Но только доллар мог реально конвертироваться в золото — он стал базой валютных паритетов. Доллар фактически выполнял роль эталона ценности для установления золотого содержания всех остальных валют, курсы которых жестко привязывались к доллару.

Такой финансовый диктат был обусловлен послевоенной мощью Америки и слабостью всего остального мира. На США приходилось тогда 75 % золотых резервов и 55 % мирового промышленного производства. Господство доллара немедленно привело к послевоенной девальвации всех других мировых валют. Курс британского фунта упал с довоенного уровня почти вдвое. Значительно выросли и потребительские цены в стране.

Но к началу 1960-х годов соотношение сил в мировой экономике стало меняться. Начали резко расти финансово-экономические потенциалы двух держав, проигравших Вторую мировую войну, — Германии и Японии. Британский фунт стерлингов, как партнер американского доллара, зашатался. Дефицит платежного баланса страны усиливал колебания фунта. Лондон и Вашингтон до поры могли гасить свой дефицит, включая печатный станок. Но устойчивость британского фунта в результате оказалась подорвана.

Бреттон-Вудские соглашения разрешали колебания от установленного курса только в пределах 1 % в ту или иную сторону. Столь узкая амплитуда колебаний курсов валют страховала американские товары и капиталы от неприятностей на мировом рынке. Она не позволяла существенно понижать курсы валют либо вследствие уменьшения их золотого содержания, либо в результате сокращения покупательной способности. Девальвация валюты более чем на 10 % вообще могла быть санкционирована только Международным валютным фондом.

Во время финансового кризиса в Великобритании в 1961 году однопроцентный барьер был разрушен. Зашаталось и десятипроцентное ограничение на произвольное падение курса. Произошло не рутинное изменение обменного паритета в допустимо малых пределах, а его обвал — девальвация фунта стерлингов. Через шесть лет за ней последует новая — на 14.3 %.

Такой обвал, если о нем знать заранее, создавал отличные возможности для эффективной игры на валютных биржах и проведения операций с золотом и капиталами банков. Их особенно успешно могли использовать страны с централизованной системой управления валютными и финансовыми средствами.

Советский Союз, безусловно, был именно такой страной. В СССР лишь государство было монопольным владельцем валюты. Учитывая это, советское руководство еще со времен Сталина использовало финансовый шпионаж в целях зарабатывания средств на западных валютных рынках. Был создан даже определенный штат специалистов этого дела, осуществлявших скупку или продажу валюты, золота, акций, ценных бумаг на крупнейших биржах западного мира, получая из достоверных агентурных источников данные о предстоявших изменениях валютных курсов.

Вот и переданное Ивановым из Лондона краткое сообщение, неожиданно полученное из уст сэра Колина Кута, стало командой для советских маклеров в Цюрихе, Франкфурте-на-Майне, Лондоне и Нью-Йорке на скупку одной и продажу другой валюты. Миллиардов эта сделка не принесла, но десятки миллионов даровой прибыли гарантировала.

Получая, проверяя, фильтруя, оценивая и передавая в Центр «непрофильную» информацию, Иванов «играл на чужом поле». Риск поражения на нем существенно возрастал. Проще, наверное, было бы отказаться от сбора не относящихся к военной разведке сведений. За такое решение офицера ГРУ никто бы не наказал. Но судьба предоставила именно ему неожиданный шанс «игры на чужом поле». Упускать возможность получения ценной информации «не по специальности» Иванов не хотел и не мог. Государственные интересы были для него выше узковедомственных.

Весна 1961 года сулила немало перемен к лучшему в беспокойной работе Иванова. Но долгожданные положительные результаты тех или иных усилий советского военного разведчика вовсе не сыпались на него как из рога изобилия. Евгений Михайлович вновь и вновь успокаивал себя рассуждениями о специфике и трудностях работы в Англии. А затем с удвоенной энергией брался за расширение и углубление установленных связей.

События дома и в мире благоприятствовали развитию таких контактов. В апреле Юрий Гагарин стал первым человеком, облетевшим Землю на космическом корабле. Пройдет немного времени, и летом 61-го Иванов будет работать с ним во время визита первого космонавта в Великобританию. А пока, еще не зная об этом, Юра помогал Евгению Михайловичу в завязывании связей с новыми людьми: статус земляка первого космонавта порой действовал не хуже любых рекомендаций. Словом, популярность Советского Союза росла. И советский разведчик спешил воспользоваться этим.

Активность советского военного дипломата, впрочем, не осталась незамеченной британской контрразведкой. Именно с весны 1961 года Иванов почувствовал, что слежка за ним стала заметно плотнее. От приставленных к нему ребят из «МИ-5» все труднее становилось уходить. Такая назойливость британских спецслужб, с одной стороны, была делом обычным и представлялась разведчику вполне объяснимой и понятной. С другой стороны, для успешного продолжения работы необходимо было ослабить этот контроль, сделать его менее жестким. Пришлось всерьез задуматься над тем, как бы усыпить бдительность ребят из команды сэра Роджера Холлиса, шефа английской контрразведки.

— Вот что, Женя, — посоветовал тогда ему резидент, — займись-ка ты на время лекторской работой. Дело спокойное, благородное. Посольство просто захлебывается от заявок на лекции. Черт его знает, что с англичанами вдруг случилось! Хотят все знать о родине первого в мире космонавта. Помоги им в этом. А заодно дай парням из «МИ-5» возможность хорошенько поработать вхолостую и немного успокоиться на твой счет.

Действительно, после 12 апреля 1961 года в посольство СССР в Лондоне лавиной пошли заявки на участие советских специалистов в различных дискуссиях и встречах. Традиционное отсутствие особого интереса у англичан к иностранцам — а советских людей в этом отношении никак нельзя было считать исключением — вдруг стало уступать место жгучему любопытству к современной жизни в СССР, к советской действительности.

Вряд ли можно сказать, что быть русским в Лондоне в ту весну означало обладать какими-то преимуществами. Англичане веками относились к иностранцам не то чтобы свысока, но с дистанцией и несколько снисходительно, словно к подросткам в обществе взрослых. Похоже, так относились и к Евгению Михайловичу Иванову. Приглашали домой, разглядывали его костюм, взвешивали каждое слово, удивлялись неплохому произношению и обширному кругозору. Подмечая, что русский гость проявляет себя во многом как личность незаурядная, на него начинали смотреть как на чудо. Так, наверное, смотрят на эскимоса, который неведомо как и зачем выучился играть на арфе.

Одно приглашение следовало за другим. Ливерпуль, Лидс, Глазго, Ковентри, Манчестер — города сменяли друг друга. Выступления, дискуссии, семинары — Иванов постепенно приобретал опыт лекционной работы.