Читать книгу "История похищения - Габриэль Гарсиа Маркес"

В холщовой сумке, куда Беатрис складывала свой скарб, лежала и одежда, в которой она была в вечер похищения. Однако Беатрис предпочла надеть розовый спортивный костюм – она его носила меньше, чем серый. Туфли без каблуков стояли под кроватью, но они были влажными и не подходили к спортивному костюму. Дамарис предложила Беатрис свои кроссовки, но они так убого выглядели, что Беатрис отказалась, притворившись, будто они ей жмут. Пришлось надевать туфли без каблуков. Волосы Беатрис собрала в хвост и завязала эластичной резинкой. Впрочем, нет худа без добра: в таком непритязательном виде она напоминала школьницу.

В отличие от Марины ей не стали надевать капюшон, а хотели заклеить веки лейкопластырем, чтобы потом она не смогла найти путь назад и никого не узнала. Беатрис испугалась, что пластырь приклеится к бровям и ресницам, так что придется их выдирать с корнем.

– Погодите, я вам помогу! – Она положила себе на веки вату, и ей залепили глаза пластырем.

Прощались быстро, без слез. Вернее, Беатрис чуть было не расплакалась, но Маруха этого не допустила, держась с нарочитой холодностью.

– Передай Альберто, пусть не волнуется за меня, я очень люблю его и детей, – сказала Маруха и поцеловала золовку.

Обе очень страдали. Беатрис прямо перед выходом обуял ужас: ей казалось, похитителям гораздо проще ее убить, чем выпустить на свободу. Маруха же боялась за Беатрис и за себя: как она останется одна с четырьмя охранниками? А вот мысль о том, что ее могут казнить, ей в голову не приходила.

Дверь закрылась. Маруха замерла, не зная, что делать дальше. Машины выехали из гаража и постепенно скрылись вдали. Маруху охватило чувство безмерного одиночества. Тут она вспомнила, что ей не вернули телевизор и радиоприемник. Неужели она опять не узнает, чем закончилась ночь?

Дворецкий уехал с Беатрис, но жена пообещала позвонить и договориться, чтобы Марухе принесли телевизор до половины десятого, когда показывают выпуск новостей. Однако никто ничего не принес. Маруха умоляла охранников пустить ее к телевизору, который стоял в гостиной, но ни они, ни Дворецкий не отважились на столь серьезное нарушение внутреннего распорядка. Через два часа Дамарис прибежала с радостным известием: Беатрис благополучно добралась домой и ведет себя очень осмотрительно, ничего лишнего не болтает, чтобы никому не навредить. Вся родня ринулась к ней. Альберто, естественно, тоже. В доме яблоку негде упасть.

Однако у Марухи все равно оставались сомнения. Она пыталась добиться, чтобы ей принесли хотя бы радио, и в какой-то момент потеряла над собой контроль: сцепилась с охранниками, не думая о последствиях. Впрочем, ничего серьезного не произошло. Охрана видела, как обращалось с Марухой начальство, и предпочла в очередной раз успокоить ее обещанием выдать радио. Позже в комнату заглянул Дворецкий и клятвенно заверил Маруху, что они доставили Беатрис в целости и сохранности в безопасное место и что сейчас уже вся страна узнала о ее воссоединении с семьей. Но Марухе-то хотелось собственными ушами услышать по радио голос Беатрис! Дворецкий пообещал принести приемник, но обманул. В полночь, обессилев от усталости и гнева, Маруха выпила две таблетки быстродействующего снотворного и не просыпалась до восьми утра.

Охранники не солгали. Беатрис вывели через внутренний дворик к гаражу и положили на пол автомобиля. Вне всякого сомнения, это был джип, поскольку им пришлось ее подсаживать, чтобы она встала на подножку. Поначалу машина тряслась на ухабах. Потом поехала по гладкому асфальту, и тут вдруг мужчина, сидевший рядом с Беатрис, начал бормотать какие-то бессмысленные угрозы. По голосу было понятно, что он страшно нервничает и не может этого скрыть. Голос был незнакомый, он сильно отличался от голосов начальников, которые приходили в дом.

– Вас будет ждать толпа журналистов, – сказал мужчина. – Будьте предельно осторожны. Любое неосторожное слово может стоить жизни вашей золовке. Запомните: мы с вами никогда не встречались и не разговаривали, а эта наша поездка длилась больше двух часов.

Беатрис молча слушала его грозные предупреждения, которые он повторял непонятно зачем – скорее всего для собственного успокоения. Трое мужчин, ехавших в машине, шепотом переговаривались. Беатрис узнала лишь голос Дворецкого, который, впрочем, говорил очень мало. Ее начала бить нервная дрожь: зловещие предчувствия еще могли сбыться.

– У меня к вам просьба, – внезапно произнесла Беатрис, не подавая виду, что волнуется. – У Марухи проблемы с сердцем. Мы хотели бы передать ей лекарство. Это возможно?

– Разумеется, – ответил мужчина. – Не беспокойтесь.

– Огромное спасибо! – откликнулась Беатрис. – Я все сделаю как надо, никого не подведу.

Наступило долгое молчание. Рядом проносились автомобили, громыхали грузовики, слышались обрывки мелодий и громкие голоса. Конвой Беатрис переговаривался шепотом. Затем один из мужчин снова обратился к ней:

– Тут полно патрулей. Если нас остановят, скажем, что вы моя жена. Мы вас везем в больницу. Вы такая бледная, это сойдет за правду.

Беатрис, немного успокоившись, съехидничала:

– В больницу с заклеенными глазами?

– А вам сделали операцию на глазах, – не растерялся мужчина. – Я вас посажу поближе и обниму за плечи.

Тревога похитителей была оправданна. Как раз в тот момент в нескольких районах Боготы горело семь городских автобусов, в которые городские отряды повстанцев подбросили зажигательные бомбы. Одновременно с этим бойцы ФАРК взорвали динамитом опору высоковольтной линии передач в поселке Какеса, пригороде Боготы, и пытались захватить сам поселок. Поэтому столичная полиция предприняла определенные действия для восстановления порядка, но для посторонних наблюдателей это было почти незаметно. На улицах, как всегда по четвергам в семь часов вечера, было шумно, полно машин, шоферы томились на светофоре, резко тормозили, чтобы избежать столкновения, посылали друг друга по матушке…

Похитители напряженно молчали.

– Мы сейчас вас высадим, – наконец сказал один из них. – Выходите быстро, а потом не спеша сосчитайте до тридцати – и можно будет отклеить пластырь. Идите вперед не оглядываясь и садитесь в первое попавшееся такси.

Беатрис сунули в руку купюру, свернутую в трубочку.

– Это на такси, – пояснил мужчина. – Тут пять тысяч.

Пряча деньги в карман брюк, Беатрис обнаружила еще одну таблетку транквилизатора и поспешила ее принять. Примерно через полчаса машина остановилась. Все тот же голос на прощание предупредил:

– Если скажете журналистам, что Марина Монтойя была с вами, мы убьем донью Маруху.

Мужчины засуетились, высаживая Беатрис, которая по-прежнему ничего не видела. Они страшно нервничали, толкались, отдавали противоречивые команды, чертыхались. Наконец Беатрис почувствовала под ногами землю.

– Все нормально, я уже стою, – сказала она.

Она застыла на тротуаре, прислушиваясь. Мужчины сели в машину и дали по газам. И тут же рванулась с места другая машина, которая, как только теперь догадалась Беатрис, следовала за ними. Беатрис не стала считать до тридцати, как ей велели. Вытянув руки вперед, она сделала пару шагов, и ей показалось, что она стоит посреди улицы. Она рывком отклеила пластырь и мгновенно узнала район Нормандия. В свое время Беатрис часто навещала здесь подругу, торговавшую украшениями. Она посмотрела на окна, в которых горел свет. Какое тут самое приветливое? Ей было стыдно ловить такси в таком затрапезном виде, поэтому она хотела попроситься в какую-нибудь квартиру и позвонить оттуда домой, чтобы за ней приехали. Но внезапно прямо перед ней остановилось желтое такси, вполне приличного вида. Молодой стройный шофер спросил: