Читать книгу "Сытый бунт. "Грязное белье" оппозиции - Алексей Челноков"

Древнегерманская песня, она стала гимном 8-й кавалерийской дивизии СС «Флориан Гейер» (8. SS-Kavallerie-Division «Florian Geyer»). В 1941-м эсэсовскую новую часть сформировали из двух кавалерийских полков, входивших в состав дивизии СС «Мертвая голова», всем известной в России по нашивкам и кокардам в виде человеческого черепа.

Геббельсовская кинохроника запечатлела, как под звуки этого марша эсэсовцы в ноябре 1942-го сжигали деревни под Ржевом, в сентябре 1943-го вешали и расстреливали тысячи мирных жителей на Днепре. Ошибки быть не могло: левый рукав мундира этих ублюдков охватывала черная манжетная лента с серебряной надписью «Florian Geyer».

Спустя семьдесят лет, в 2011 году, строчка из гимна эсэсовской дивизии – Trotz Acht und Bann! – стала девизом московского философского клуба «Флориан Гейер». Официальный «президент и инициатор» клуба – Гейдар Джемаль, глава «Исламского комитета России» и «философ-оккультист». Его права рука – Максим Шевченко, ведущий ряда аналитических телепрограмм на Первом канале, член Общественной палаты РФ.

– Давайте начинать, – с председательского места энергично повел Шевченко очередное заседание московского «Флориана Гейера» и тут же пошутил на «чистом» немецком: – Wir sind des Geyer swarzer haufen, wir wollen mit Tirannen rauchen. («С нами могучий черный рыцарь Гейер, мы должны разобраться с тиранами».)

Во вступительном слове Шевченко пояснил, почему клуб «называется так странно для русского уха – Флориан Гейер». Все, оказывается, просто: это имя немецкого рыцаря, который пятьсот лет назад, во время Крестьянской войны в Германии 1525 года, возглавил отряды мятежных землепашцев. Но оставалось по-прежнему не понятным, а почему, например, не Степан Разин или Емельян Пугачев?

– Нас спрашивают: почему вы не назвали клуб русским именем, мало, что ли, русских имен? – интеллигентно упредил телеведущий недоуменные вопросы. – Мы стоим на позиции, что истина универсальна, и восстание человека за правду, справедливость и сотрудничество с народом носит универсальный характер. А Флориан Гейер является символом сотрудничества образованных слоев, которые выросли рядом с угнетенным народом…

За спиной члена Общественной палаты, в одном из конференц-залов Центрального дома предпринимателей, висело лубочное изображение длинноносого бородатого мужика в берете ландскнехта. Очевидно, это и был воспетый в немецком фольклоре «черный рыцарь», который сражался под черным знаменем и носил черные доспехи. Предшественник «рыцарей» Черного ордена СС Генриха Гиммлера.

О существовании обратной стороны этого имени Шевченко так и не обмолвился ни словом. Допускаю, что о Флориане Гейере как символе кровавого кошмара могли не знать некоторые из участников заседания клуба. Например, доктор философских наук Игорь Чубайс вспоминал, как возникла дискуссия вокруг названия:

– Глупость – назвать клуб именем никому не известного в России немца, жившего полтысячелетия назад, – рассказал он в интервью «Совершенно секретно». – Шевченко, который, по-моему, играл главную роль среди создателей этого «Гейера», говорил что-то невнятное о рыцарской доблести немца и с ходу отверг мое предложение дать клубу имя русского писателя и кинематографиста Василия Шукшина.

Чубайс как-то подавленно примолк, когда услышал, что он обсуждал философские проблемы в компании людей, позаимствовавших название дивизии СС. И отреагировал только на повторный вопрос: никогда, честное слово, не слыхал о такой дивизии.

– Да-а-а, – сокрушенно протянул старший брат «отца приватизации», – меня поразило, когда Шевченко публично продекларировал, что выступает за идеалы СССР и особенно не огорчится, если Россия исчезнет лет через двадцать…

Однако я утверждаю, что «отцы-основатели» клуба «Флориан Гейер» не только знали о двойном значении этого «бренда», но и могли сознательно затеять «игру со смыслами», которую они так любят.

– Первое слово я предоставляю человеку, который является еще одним интеллектуальным инициатором и создателем клуба наряду с Гейдаром Джемалем – Александру Гельевичу Дугину, – продолжал вести собрание «интеллектуалов» в Центральном доме литераторов телеведущий Максим Шевченко.

Из-за длинного стола поднялся и слегка вперевалку прошествовал к микрофону 50-летний крупно сложенный человек, с окладистой бородой и густой шевелюрой, отливающей сединой.

Сразу вспомнилось образное описание первого публичного выступления «Александра Гельевича», сделанное известным писателем и оппозиционером Эдуардом Лимоновым:

«Я сидел в президиуме, и когда он вышел выступать, к нам задом, меня, помню, поразили мелкие балетные «па», которые выделывали его ноги, движения неуместные для массивной фигуры этого молодого человека. Он имел привычку, стоя на одной ноге полностью, вдруг отставить другую назад, на носок».

Это было ровно двадцать лет назад, в 1992 году, на вечере прохановской газеты «День» в кинотеатре «Октябрьский». «Полный, щекастый, животастый, бородатый молодой человек с обильными ляжками». В 1994-м, вспоминал Лимонов, на фестивале «Экстремистской моды» Дугин был одет в галифе и туфли! «В такой экипировке его отставленная на носок ступня выглядела по-оскаруайльдовски двусмысленно».

Один из ближайших соратников Дугина был одет в черный мундир эсэсовца, взятый напрокат в театре.

Впрочем, в своей книге воспоминаний Лимонов назвал Дугина «Кириллом и Мефодием фашизма» отнюдь не из-за этого маскарада или внешнего сходства с Эрнстом Ремом, другом Гитлера. Причина в том, что Дугин «жил тогда в фашистской среде и потому ходил в правых фашистских цветах. Он тогда изучал фашизм, пожирал все попадающиеся ему книги о фашизме, национал-социализме, вообще правых».

«Знания по фашизму, добытые Дугиным, – писал Лимонов, – были высоконаучного качества, поскольку он знал как минимум четыре оперативных языка европейской цивилизации и имел, таким образом, доступ к первоисточникам…»

По признанию самого Лимонова, Дугин «стал вместе со мной отцом-основателем» уже запрещенной национал-большевистской партии. Пожалуй, этот эпатажный и талантливый писатель как никто другой смог тонко подметить и ярко описать характер «интеллектуала»:

«Для революционера у него не хватило характера. Человек книжный, с очень лимитированным жизненным опытом, Александр Гельевич родился в 1962 году в Москве и выезжал из Москвы считаные разы. Сын мамы-профессорши и папы-полковника, он с самого начала жизни оказался в среде привилегированных. Его капризы и таланты приводили его и в шиздом. Некоторое время он был бардом… Рано, еще юношей, познакомился с кружком Евгения Головина, объединявшим таких нестандартных людей, как Гейдар Джемаль и (до отъезда его в Америку) писатель Юрий Мамлеев. Головин – <…> персонаж московского underground(a), говорят, заставил юношу Дугина учить языки…»

В Дугине, несмотря на заикание, вдруг прорезался ораторский дар. Он выступал на митингах и перед баркашовцами, и перед анпиловцами. Попытался даже осуществить «идеологическое наполнение» балбесов-скинхедов и рок-фанатов. В октябре 93-го смело взошел на баррикаду, но автомат ему, правда, не дали, зная его склонность к суициду.