Читать книгу "Я люблю тебя, прощай - Синтия Роджерсон"

– Закрути баллон потуже. Понятно? Большой оранжевый баллон около фургона. Крышку крепко завинти. – Он говорит очень громко, как будто я глухой, и еще руками показывает. Вот так. И смотрит сердито, как будто он делал какое-то очень важное дело, а я ему мешаю.

– Да, – говорю я. – Спасибо.

Сейчас я не знаю, скучаю я по Ане или не скучаю. Это правда. Я приехал в Шотландию, чтобы перестать быть грустным. Но это как жирное пятно, которое стараешься замазать. Бесполезно. Всякий раз пятно возвращается. Моя тоска – это жирное пятно. А я сам – кусочек пепперони.

Прихожу на работу, а Сэм сейчас же говорит:

– Черт побери, Мацек, ты бледный как смерть! Что стряслось?

Я смеюсь. Сэм, он такой.

– Ничего, – лгу я. – Ничего не стряслось.

– Ну да, как же. В чем дело, старина? Скажи.

Наша пиццерия еще закрыта. Мы режем лук, перец. Трем сыр.

– Ничего, Сэм, правда. Я устал.

– Ты из-за нее? Она опять тебя бросила? Вот стерва.

– Мы оба знаем, Аня и я, это невозможно.

– Ежу понятно. Какого черта она вообще полезла к тебе в постель. Жадная корова.

– Не надо так про Аню, Сэм. Это моя идея, не Ани идея. С самого началу.

– Все равно. Зуб даю, у нее видок не такой затраханный, как у тебя.

– Надеюсь, нет. Я не хочу, чтобы она была затраханной.

– Разве что тобой, верно?

– Сэм! Ты прекратишься или нет?

– А ты прекрати нюни распускать. Ну, не выгорело. Подумаешь! Это ж всего-навсего баба. Плюнь. Перевари.

– Да. Пожалуйста, я бы хотел, чтобы это было легко переварить, как ты говоришь. Но ты мне расскажи про твою подружку. Как она поживает? Уже влюбилась в тебя?

– Ага! По уши влюбилась. Держи карман шире.

– Ох, Сэм. Что случилось с этой польской девочкой? Такая вроде хорошая.

– Не-а. Просто нормальная. Да мне по барабану. Ну ее к чертям собачьим.

Немного погодя, когда я делаю большую пиццу с пепперони для полицейской женщины, Сэм вдруг говорит:

– Мацек! Я понял! Тебе надо домой.

– Но лавка закрывается только в девять.

– В Польшу, дурачина! Ты не обижайся, но житье у тебя здесь паскудное. На фиг тебе сдалась эта Шотландия?

Я вспоминаю Марью. И тетку Агату. Потом вспоминаю маленький зеленый зал в моем любимом кафе, столики, покрытые скатертями, и ясно, как этот кусок пепперони, вижу за одним столиком себя – как я сижу и пью водку с вишнями.

Сэм

Где Мацек? У нас в школе была такая драчка! Ему будет интересно. Куда он подевался? Я должен ему все рассказать.

На перемене все просто слонялись по двору, а Эван Мунро из Страта возьми да и вызови на драку Кайла, который, по большому счету, порядочная скотина, вроде моего Джейка, если так подумать. К этому давно шло. Кайл с первого класса Эвану проходу не давал – обзывал педиком, мразью и все такое. А я как раз навострил лыжи на Главную улицу, чего-нибудь пожрать, и вдруг слышу:

– Дерутся! Кайл и Эван Мунро из Страта!

Вот бедолага – никогда его не зовут просто Эван, или даже Эван Мунро, такая у него прорва тезок.

Я, конечно, сразу туда. Как все. У Эвана за спиной – его кореша. Все, само собой, из Страта. А за Кайлом – только Ли и Малколм.

Сейчас будет жарко.

Эван отдает куртку приятелю. Кайл стаскивает свитер. Я снимаю свой свитер, и все остальные тоже. Ну, думаем, настоящая схватка! Раньше-то в Дингуолле такого не бывало, но чем черт не шутит. Секунд тридцать Эван и Кайл обзывают друг друга гомиками и паскудами. Потом шипят:

– Мать твою!..

– Твою мать!

И началось. Кулаками, дураки, размахивают, толку чуть, крови и того меньше. Кайл вдруг как даст Эвану в нос, тот брык с катушек и скорчился на траве. Кайл озверел совсем, давай месить его ногами, Эван только пах прикрывает да матерится. Тут дружки Эвана принялись оттаскивать от него Кайла, тогда и Ли с Малколмом вроде очухались.

На все про все секунд сорок ушло, не больше. И тут подваливает наш физкультурник, мистер Тейлор, такой весь из себя невозмутимый, и заявляет:

– Довольно, мальчики.

Ему даже не пришлось руки из карманов вынимать.

Кайл и Эван расцепляются и встают.

– Не я первый начал, – бурчит Эван.

– И не я, – сопит Кайл.

Дурдом. Ей-богу.

Где же Мацек?

Может, послушался моего совета и умотал в свою Польшу? Дурдом!

Аня

Где Мацек? Его не было ни в бассейне, ни в кафе «Теско», ни в «Пицца Пэлас».

Надеюсь, он просто отсиживается дома, лечит простуду. Не депрессию. Я сама страдала депрессией, была выбита из колеи, но сейчас мне уже лучше. Ощущение, словно вернулась домой после длительного отсутствия. Пью ромашковый чай и слушаю «Ave Maria» в исполнении Паваротти. Это меня успокаивает.

Скоро Пасхальное воскресенье, пойду с папой на утреннюю мессу, а потом к ним домой – на праздничный завтрак. Йен будет спать, я разбужу его поцелуем, когда вернусь. Как оказалось, я не слишком разбираюсь в любви, но понимаю (и всегда понимала) значение красивых жестов. Я купила Йену специальный пасхальный подарок. Кольцо. Это символично, мне нужно снова обручиться с ним. Кольцо с зеленым камнем, с зеленым польским янтарем. Это большая редкость, и мне придется объяснить это Йену, а то он не оценит. Еще это кольцо – символ всего польского, что есть во мне и с чем я хочу познакомить Йена. А еще я хочу снова носить девичью фамилию – добавить ее к нынешней. Я – Аня Замойска, и всегда ею была.

Я вела себя безрассудно. Йен не знает о Мацеке, но я все равно в долгу перед ним за то, что у меня был Мацек. Думаю, Йен чувствует, что соотношение сил у нас в семье изменилось. Едва глядит в мою сторону. И не интересуется моим самочувствием. Интересуется, как там малыш. Я неизменно отвечаю – прекрасно. Так оно и есть. Мне нравится, какой у меня теперь крепкий живот. Как деревянный. Я буду любить нашего малыша. Буду. А года через два рожу еще одного. И в один прекрасный день вместе с Йеном и этими еще незнакомыми мне детьми отмечу золотую свадьбу.

Я, конечно, беспокоюсь о Мацеке. Теперь, оправляясь понемногу, я понимаю: это он ранимый, а не я. Он целомудренный.

Сегодня у меня очередная консультация. Новая супружеская пара пришла в восторг, когда я сообщила, что Роза и Гарри отказались. У меня ни сил, ни настроения, но благодаря долгому опыту я могу работать на автопилоте. Подобно актрисе, что выходит на сцену, отложив только что полученную трагическую телеграмму. Поднимаюсь в свой кабинет, жду звонка в дверь.