Читать книгу "Белый шум - Дон Делилло"

«Тойота-селика».

Далеко не сразу до меня дошло, что это название автомобиля. Истина поразила меня еще больше. Произнесенные слова были тайн чем-то возвышенным. Они походили на имя некой древней небесной силы, вырезанное клинописью на каменной плите. Они вселили в меня смутное ощущение нависшей угрозы. Но как это могло случиться? Простая фабричная марка, обыкновенный автомобиль. Каким образом от почти бессмысленных слов, которые пробормотала в тревожном сне маленькая девочка, я почувствовал некий скрытый смысл, незримое присутствие чего-то неземного? Она ведь попросту повторяла то, что слышала по телевизору. «Тойота-королла», «тойота-селика», «тойота-крессида». Наднациональные названия, вызванные к жизни компьютером, почти сплошь удобопроизносимые. Часть шума, которым забита голова каждого ребенка, помехи, засевшие так глубоко в подсознании, что их можно исследовать. Каким бы ни был их источник, произнесенные слова на минуту поразили меня своей блестящей трансцендентностью.

В этом я на своих детей полагаюсь.

Я посидел еще немного, понаблюдал за Денизой, понаблюдал за Уайлдером, чувствуя себя человеком самоотверженным и великодушным. На полу лежал свободный надувной матрас, но мне захотелось побыть с Бабеттой, и я примостился рядом с ней, с этим холмиком, способным видеть сны. Пытаясь согреться, она укрылась с головой, спрятав под пальто руки и ноги. Видна была лишь копна волос. Я сразу погрузился в пучину забытья, в глубинные лабиринты сознания, безмолвные и лишенные сновидений.

Казалось, не прошло и нескольких минут, как вокруг поднялся шум и началась суматоха. Я открыл глаза и обнаружил, что Дениза колотит меня по рукам и плечам. Увидев, что я проснулся, она принялась дубасить свою мать. Все вокруг одевались и укладывали вещи. Самый неприятный звук издавали стоявшие снаружи фургончики «скорой». Кто-то давал нам указания, крича в мегафон. Вдали послышался резкий звон, а потом раздались автомобильные гудки – первые жалобные звуки всеобщего гвалта, невообразимой паники: машины всех размеров и типов ринулись к парковой дороге. Я с трудом приподнялся. Девочки вдвоем пытались разбудить Бабетту. Барак быстро пустел. Я увидел, что Генрих пристально смотрит на меня с загадочной ухмылкой на лице. Голос, усиленный мегафоном, сказал: «Ветер меняется, ветер меняется. Изменилось направление движения облака. Яды, яды движутся сюда».

Бабетта, удовлетворенно вздохнув, повернулась на другой бок.

– Еще пять минут, – сказала она.

Девочки принялись мутузить ее по рукам и голове.

Я встал и огляделся: где здесь туалет? Уайлдер, уже одетый, грыз печенье, дожидаясь нас. Вновь послышался голос, напоминающий монотонный речитатив, который звучит, перемежаясь мелодичным звоном, по внутреннему радио универмага, среди прилавков, благоухающих духами: «Яды, яды. Пройдите к своим машинам, пройдите к своим машинам».

Дениза, схватившая было за материнское запястье, бросила ее руку на матрас:

– Почему он все повторяет дважды? Нам же с первого раза понятно. Наверно, ему просто хочется себя послушать.

Они подняли Бабетту на четвереньки. Я поспешил в уборную. Зубная паста у меня была, но щетку я найти не мог. Я выдавил немного пасты на указательный палец и провел им по зубам. Когда я вернулся, все уже оделись, собрались и направились к выходу. Возле двери женщина с нашивкой на рукаве раздавала маски – белые марлевые хирургические повязки, закрывающие нос и рот. Мы взяли шесть штук и вышли.

Было еще темно. Шел проливной дождь, перед нами простиралась панорама хаоса. Машины, застрявшие в грязи, машины с заглохшими моторами, машины, медленно тащившиеся по однорядному выездному пути, машины, поехавшие напрямик, через лес, машины, зажатые со всех сторон деревьями, валунами, другими машинами. Завывали и затихали сирены, негодующе сигналили взбешенные водители. Бежали люди, среди деревьев носились по ветру палатки, целые семейства бросали свои машины и топали к парковой дороге пешком. Мы слышали, как в чаще газуют мотоциклы и срываются на прерывистые крики чьи-то голоса. Все это походило на сдачу колониальной столицы самоотверженным повстанцам, на драму бушующих страстей с элементами унижения и сознания вины.

Мы надели маски и под проливным дождем добежали до машины. В «лендровер», стоявший менее чем в десяти ярдах от нас, спокойно уселась группа людей. Худощавые мужчины с большими квадратными головами, похожие на инструкторов по ведению войны в джунглях. Они въехали прямиком в густой подлесок, находившийся не только вдали от грунтовой дороги, но и вдали от остальных машин, пытавшихся срезать путь. На бампере у них виднелась наклейка: «КОНТРОЛЬ ОРУЖИЯ – КОНТРОЛЬ МОЗГОВ». В подобных ситуациях хочется держаться поближе к людям из крайне правых группировок. Их научили выживанию. Я не без труда двинулся следом. Наш вместительный, но небольшой автомобиль страшно трясло в зарослях низкого кустарника, на подъемах, на незаметных в темноте камнях. Не прошло и пяти минут, как «лендровер» скрылся из виду.

Дождь перешел в мокрый снег, мокрый снег – в метель.

Далеко справа я увидел вереницу зажженных фар и, спустившись в лощину, проехал ярдов пятьдесят в том направлении. Машина кренилась, как спортивные сани на трассе. Казалось, к фарам мы не приближаемся. Бабетта включила радио, и нам сообщили, что эвакуируемые из лагеря бойскаутов должны направляться в Айрон-Сити, где принимаются меры к тому, чтобы предоставить им питание и кров. Мы услышали гудки и решили, что это реакция на сообщение по радио, но сигналы продолжали звучать в быстрой, настойчивой каденции, порождая во тьме ненастной ночи животный страх.

Потом мы услышали шум винтов. За голыми деревьями возникло оно – громадное ядовитое облако, освещаемое уже восемнадцатью вертушками, громадное почти сверх всякого разумения, неописуемо и неслыханно. Мутная, разбухшая слизнеобразная масса. Казалось, в нем рождаются и свирепствуют внутренние грозы. Там раздавались потрескивание и шипение, виднелись вспышки яркого света, длинные, неровные проблески химического пламени. Автомобильные гудки ревели и стонали. Вертолеты вибрировали, словно гигантские электробытовые приборы. Мы сидели в машине, в заснеженном лесу – сидели и молчали. По краям, за пределами своей турбулентной сердцевины, огромное облако серебрилось в лучах прожекторов. Чудовищным неповоротливым слизнем оно двигалось сквозь ночную тьму, а вертушки, казалось, попусту суетятся вокруг. Своими огромными размерами, своей медлительностью, своим мрачным и грозным видом, своими вертолетами сопровождения облако смахивало на атрибут национальной рекламной кампании смерти, с многомиллионным бюджетом, с рекламой по радио и телевидения, в печати и на щитах. В облаке сверкнула яркая молния. Громкость гудков увеличилась.

Я с содроганием вспомнил, что формально уже умер. В памяти во всех ужасающих подробностях всплыл разговор со специалистом по УС ВАКУ. Я почувствовал себя больным сразу на нескольких уровнях.

Оставалось только одно: отвезти семью в безопасное место. Я продолжал двигаться вперед, к светящимся фарам, к гудкам. Уайлдер спал – парил в однородных пространствах. Нажимая на педаль газа и резко выворачивая руль, я с трудом лавировал между белыми соснами.