Читать книгу "Обряд на крови - Сергей Зверев"

Пролежали в снегу два с лишним часа. Без разговоров, почти без движения. А когда занялся рассвет и начали потихоньку вылупляться, выступать из чернильной мглы стволы деревьев, отползли от лудёвы за пределы видимости, поднялись на ноги и, поминутно оглядываясь, побрели к старому скиту.

«Надо было, наверно, кому-то из нас еще хотя бы пару часов где-то здесь покараулить, — думал Мостовой, невольно убыстряя шаг, ежесекундно на ходу передергиваясь всем телом — продрог до самых костей. — Но я же не могу, без меня они новый скит ни за что не отыщут. Да и Михалыча вроде не оставишь. Совсем неудобно их с Борей разделять в такой поганой ситуации. Может быть, Акима оставить? А он нас потом догонит? Да, наверно, так и будет правильно».

— Как ты думаешь, — прервал молчание Назаров, — они по светлому в западню не сунутся?

— Наверно, нет. Как бы мы там ее ни маскировали, ни заглаживали, а днем все равно заметно будет. Это уж надо полным идиотом быть… А он же — вовсе не дурак, осторожный, как зверюга. Мигом подвох почует… А потому, скорее всего, где-то в стороне через завал перелезет.

— Ну, тогда и нет никакого смысла в этом месте их дожидаться. Где они точно через лудёву полезут? Неизвестно.

«А ведь правильно, — мысленно согласился с ним Мостовой. — Чего я голову ломаю? Если уж и оставлять Акима, то точно не здесь, не у ловчей ямы. Пусть там же, где они сейчас с дедом отаборились, и подождет в засидке. Все равно все наши следы туда потянут».

— Слушай, Андрюха, — уже на подходе к показавшемуся впереди табору, снова завязал разговор Назаров. — Я вот иду и думаю…

— Что, Михалыч?

— Да показалось мне, что сразу после выстрела как будто бы крикнул кто-то? Или рявкнул? Нет? Не слышал?

— Да нет вроде… Ничего такого я не слышал.

— Точно нет?

— Точно.

— Ну тогда, значит, и мне почудилось.

Семеныч и Айкин

Аким вырезал своих «божков»-помощников, с исключительно серьезной миной на лице понатыкал палки с сэвэнами на одинаковом, тщательно выверенном расстоянии от костра, плеснул в миску ухи, бережно поставил ее на землю:

— У нас, дедка, однако, еще козлятина осталась?

— А рази ж ты забыл, Акимушка? — подкузьмил его Семеныч, с плохо скрываемой иронией во взоре наблюдая за приготовлениями ульчи к «торжественному ритуалу». — Мы ж ту ляху еще и не трогали. — Или ты не наелся еще?

— Почему не наелся? — укоризненно проворчал Айкин, демонстрируя явное неудовольствие легким тоном старика. — Разве я тебе не сказал, что Пудю кормить буду? И Тэму.

— А-а, ну так бы сразу и сказал, а то ж ведь я не ведаю, — продолжил ерничать Крайнов. — Тогда возьми в рюкзаке. Отчихвость, сколь надо.

Айкин настрогал тонких, как стружки, пластиков промерзшего мяса, нанизал их на прутики и, усевшись на корточки возле огня, начал их поджаривать.

— А, глядишь ты, какие привереды! Поди, сырое-то не любят? — опять не удержался от легкой подковырки Семеныч, но, не услышав ответа от Акима, поняв, что переборщил, опять укорил себя за несдержанность: «Вот черт тебя, старого дурака, за язык дергает! Как тот попка, смолчать не можешь. Да и пусть себе шаманит человек. Чего мешать-то?» Укорил и поспешил с вопросом:

— А кто ж они такие, эти ваши Пудя и Таму?

— Пудя — хозяин огня, — выдержав небольшую паузу, начал степенно объяснять Айкин и вдруг вскочил на ноги и уставился неотрывно куда-то в темноту: — Тише, дедка.

— Чего там? — испуганно бросил старик. — Чего там, Акимушка?

— Палили где-то.

— Вот холера!

— Один разок стрельнули, — перешел на шепот Айкин. — Там, где Андрей где-то.

Схватились за оружие. Отбежали в темноту и замерли, прислушиваясь.

«Неужто кого из наших? — от страшного предположения перехватило дыхание у Крайнова. — Неужель достал, змееныш?! — встревожился Семеныч, но через несколько минут, немного успокоившись, вернул себе способность трезво мыслить: — Нет, не может он. Никак не мог. Коли бы пальнул в кого из наших, другой бы на это сразу же ответил. Ну не мог же он одною пулей их обоих порешить! Да нет же, нет! Никак бы не сподобился. Да и Лексей же мне твердо обещался — близко, мол, к Андрюшке не посунусь. Значит, и не мог он никак, вражина».

Время шло, пролетали минуты одна за другой, но больше ничего не нарушало ночной тишины, не раздавалось больше ни единого звука. И они понемногу расслабились, стряхнули с себя тревожное возбуждение.

— Пойду-ка я, Акимушка, к костерку, — по прошествии получаса с тяжелым придыханием сказал Крайнов. — Что-то я зазяб весь. Да и стоймя притомился что-то. Совсем уже пердуна-то старого ноги не держат. Да и ты давай тоже. Пошли вместе.

— Ты иди, дедка, иди. Посиди там, а я здесь побуду, — наотрез отказался от стариковского предложения Айкин. — У костра же совсем ничё не видно. А нас с тобой далеко видно. Так плохо, однако.

— А мы счас огонек немножко притушим, чтоб издалёка не виднелся.

— Нет. Ты иди сам, Семеныч. Иди. И костер не туши, не надо, а то больной замерзнет.

— А, твоя правда. Не подумал я что-то. Тогда и не стану, — ответил Крайнов и, повернувшись, схватившись рукой за поясницу, покряхтывая, побрел к костру. Вернулся на бивуак, постоял в раздумье, но, только заставив себя проведать раненого Кудряшова и убедившись в том, что тот по-прежнему ровно дышит, тихонько постанывая во сне, разрешил себе присесть на валежину у огня, вытянуть затекшие, словно налитые свинцом ноги. «Так что, видать, это они по нем стрельнули, — тут же снова и вернулся к недодуманному. — Пульнули разок да… подранили. Вот он и шмыгнул куда, жучила… А может, и вообще у них промашка вышла? Не палят же больше и назад не идут. Знать, он в яму эту не попался… Вот и сидят, видать, теперь, дожидаются, когда он опять наружу нос свой выкажет. И сколько они там еще с ним валандаться-то будут — одному богу известно».

Занимался рассвет. На глазах отступила тьма. Рассеялась, растаяла. Прошло еще немного времени, и вот уже загорелась тонкая алая полоска на востоке, оттенила верхушки далеких горных кряжей. Зажглась и тут же поползла и вверх, и вширь, становясь с каждой минутой все больше и больше, все ярче и ярче.

Айкин, остолбенев, неотрывно смотрел на нее. Смотрел и думал: «Плохо только, что я Пудю не задобрил. Совсем не задобрил. И других духов тоже. Никого не успел. Ой-ой, как худо-то! Совсем плохо… А-а, чё же я такой глупый? Можно же тогда самому Эндури[71]помолиться. У него чего хорошего попросить. Конечно, можно! Он же еще главнее! Самый главный! Вон же и солнышко встает — конечно, можно! — и, наморщив лоб, изо всех сил напрягая память, все-таки вспомнил понемножку, словечко за словечком, как когда-то его отец молился. Вспомнил и зашептал жарко и отрывисто: — Дэгдэ Сиун![72]Дэгдэ Акпан!..[73]Аяди бивэнду, аяди балдиванду! Хаола гудиэсиру, хайду-да!.. Хачин, анади, хайду-да! Оркин анади, гокоди бивэнду!.. Дэгдэ Сиун, дэрэлчивэ дэс гарпа-нихари! Хаол-на гудиэсихэри!.. Дэгдэ Акпан! Дэгдэ Сиун!»[74]