Читать книгу "Океаны Айдена - Михаил Ахманов"

Бой был коротким и кровавым. Свистел чель Одинцова, глухо лязгали о щиты клинки его дружины, копья змеиными языками пронзали тела врагов, броги падали один за другим. Наконец, устрашенные, они ринулись к лодкам, пытаясь вдвоем или втроем столкнуть в море тяжелые челны и скрыться в спасительных струях Потока. Здесь, в воде, среди мелких волн, с шуршанием катившихся на берег, их настигли и перерезали воины Одинцова.

Вытащив из костра головешку, он помахал ею в воздухе, собирая своих людей. Потом велел зажечь побольше факелов и повел их к Проходу. Там царила могильная тишина.

* * *

Прибрежная окраина Ристы, на которую обрушились две тысячи озверевших дикарей, пылала. Видимо, нападавшие не сомневались, что с запада скоро подойдет второй отряд, и потому грабили методично, не торопясь. Их разрозненные группы подолгу задерживались у каждого дома, сначала вытаскивая наружу сопротивлявшихся обитателей, потом — их добро, до последней глиняной кружки и медного гвоздя, — наконец, сухие бревна охватывали яркие языки пламени.

Одинцов увидел зарево еще с равнины, и сердце его сжалось от тяжкого предчувствия. Отряд компактной массой обрушился на брогов, половина их была перебита на окраине селения, раньше, чем они сообразили, откуда появился враг. Пришельцы начали сопротивляться, но разъяренные ристинцы, почти вдвое уступавшие им в числе, продолжали теснить их к пирсам. Впрочем, численное преимущество вскоре оказалось на стороне Одинцова — с правого фланга на грабителей навалилась огромная толпа женщин и подростков, вооруженных кольями, лопатами и мотыгами. Он выделил сотню бойцов, молодых и скорых на ногу, послав их в обход, они должны были занять позицию на берегу и ударить в тыл отступавшего войска.

Уже занималась заря, когда Одинцов, в окружении поредевшей команды телохранителей, пробился к причалам. «Катрейя» покачивалась вверх-вниз на мелких волнах, безучастная к резне и сваре, блестел под солнцем ее темный корпус, сверкала драгоценная резьба из дерева тум, змеи на корме гордо вздымали клыкастые головы, на носу розовая наяда нежно прильнула к чешуйчатой шее морского чудовища. И только палуба корабля, залитая кровью, заваленная мертвыми телами, напоминала о яростной схватке, кипевшей здесь час или два назад. Каравелла тихо баюкала этот скорбный груз, словно не хотела будить навеки уснувших воинов и женщину, лежавшую у самого бугшприта, рядом с деревянной морской нимфой.

Но женщина еще была жива. Она скорчилась в странной позе, согнув ноги и вытянув далеко вперед левую руку, правая, придавленная тяжестью тела, оставалась под поясницей. Ее глаза смотрели в сторону восходящего солнца, из-под век медленно текли слезы, на виске билась, трепетала синяя жилка.

Одинцов опустился рядом на колени:

— Катрейя…

Найла слабо вздохнула. Шевельнулись бледные губы — она что-то шептала, тихо, едва слышно, кровавые пузырьки лопались в уголках рта.

— Рахи… милый… — расслышал Одинцов и не сразу понял, что она говорит на айденском. — Ждала… не хотела… уходить… — Ее голос прервался, и долгую минуту он ждал с замиранием сердца, стараясь уловить хотя бы звук дыхания. Потом губы девушки опять зашевелились: — Рахи… дай мне руку, Рахи…

Одинцов вытер со лба холодную испарину.

— Что… — Он не мог вытолкнуть слова из пересохшей глотки.

— Больно… как больно… трудно говорить… дай руку… — Он едва различал эту монотонную мольбу-причитание. Глаза Найлы блуждали, словно она не видела его.

Одинцов схватил ее руку — маленькая ладошка пылала огнем. Странное чувство охватило его — казалось, его сила начала переливаться в скорчившееся на палубе тело девушки. Неведомые токи острыми иголочками покалывали пальцы, кожа зудела, волоски на тыльной стороне ладони встали дыбом, мышцы непроизвольно напряглись. Это продолжалось секунд десять, потом он заметил, как смертельно бледное лицо Найлы стало розоветь. Она сказала тихим, но отчетливым голосом:

— Спасибо, Рахи. Ты помог мне.

— Надолго ли, малышка?

— Достаточно, чтобы мы успели попрощаться, милый.

Одинцов скорбно сдвинул брови, опустил голову, прислушиваясь к ее частому судорожному дыханию.

— Неужели моя маленькая колдунья с Юга не в силах излечить свои раны? — Он протянул руку. — Если надо, я отдам больше… отдам все…

Ее глаза расширились.

— Ты знал?..

— Подозревал. С того самого момента, как ты начала подавать сигналы опознавателем. Помнишь? В кабине флаера… ты нажала фатр несколько раз.

— Но… но что Аррах Эльс бар Ригон, нобиль Айдена, понимает в таких вещах? Или отец говорил тебе?..

Одинцов вздохнул и покачал головой:

— Не Аррах, не Эльс и не бар Ригон, мое сердце, хотя ты можешь звать меня всеми этими именами. Я понял, что ты делаешь.

— Не Аррах? Но кто же?

Он склонился над девушкой и нежно поцеловал ее. Губы Найлы чуть шевельнулись — она ответила.

— Какое это имеет значение, малышка? Особенно теперь…

Неожиданно Одинцов почувствовал, как что-то мокрое течет по щекам. Ветры Хайры! Он не плакал уже много, много лет!

— Скажи, — его рука снова сжала тонкие пальцы девушки, — что я могу сделать для тебя?

— Ничего, мой Рахи… мой Эльс… мой загадочный странник… Ты все уже сделал. Ты любил меня.

— Но… — Одинцов попытался приподнять ее за плечи, и Найла вскрикнула.

— Нет! Не надо! У меня перебит позвоночник, Эльс… я буду звать тебя так, как раньше… Даже наши целители, — ее рука дрогнула, словно она хотела показать на юг, — даже они мне бы не помогли, только подарили бы безболезненную смерть… — Голос Найлы вдруг окреп. — Но умереть быстро я бы и сама сумела. Я надеялась, что дождусь тебя. И дождалась!

— Как ты? — Одинцов снова склонился над ней, скользнув губами по нежной коже щеки, лаская ямочки, которые так любил целовать.

— Сейчас ты помог мне. Я локализовала очаги боли, отключила их. Мы умеем это делать… — Она помолчала. — Хочешь что-нибудь спросить, милый?

— Кто же послал тебя мне навстречу? Такую юную, беззащитную… Сколько тебе лет? Восемнадцать? Двадцать?

Она чуть заметно улыбнулась — отблеск прежнего милого кокетства на бледных губах.

— Нет, не так мало… но и не так много, как ты мог бы подумать… И я совсем не слабая! — В черных глазах мелькнул огонек интереса. — А сколько лет тебе? Двадцать четыре? Двадцать пять?

— Намного больше, моя девочка. Пусть совесть тебя не мучает — ты соблазнила не зеленого мальчишку.

— Я чувствовала это… я не могла понять… даже пугалась… Такая разница между внешностью и тем, что внутри… Словно в твоем теле другой человек, более зрелый…

— Не будем об этом, малышка. Скажи, что и как передать твоим на Юг?

— Как? Только с помощью опознавателя. На «Катрейе» нет ни одного прибора. Нет источников силы, энергии… Ты понимаешь, о чем я говорю?