Читать книгу "Океаны Айдена - Михаил Ахманов"

— Что ты задумал, сайят?

— Сейчас некогда объяснять. Делай, что я говорю, если дорожишь головой!

Жрец торопливо зашагал к деревне. Одинцов вернулся на палубу, — на корме скрипнула дверь, и из-за нее выскользнула Найла. В полумраке он видел только смутные контуры ее фигурки да слабую полоску света, падавшего на гладкие доски палубного настила, — видимо, девушка зажгла в каюте свечу.

— Эльс, что случилось? — Ее голосок дрожал.

— Напали соседи, малышка. Те самые, которых так не любит старый Порансо. — Одинцов прошел в кормовой салон и начал торопливо натягивать свои доспехи. Найла последовала за ним. — Но ты не бойся, к рассвету я с ними разберусь! — Он пристегнул к поясу клинок и пристроил чель за спиной. — Сюда подойдет сотня воинов — тех, что постарше. Будут охранять причалы, корабль и тебя, моя маленькая катрейя.

Девушка вдруг прижалась к нему, обвив руками крепкую шею:

— Эльс, не ходи… Или хотя бы возьми меня с собой… Мне страшно!

Он поцеловал ее глаза, потом осторожно снял с плеч теплые ладошки.

— Я же сказал, не бойся! Они хотят прорваться к Ристе через Проход… Ну, я им покажу Ристу!.. — Одинцов на миг погрузил лицо в душистое облако ее волос. — Я не могу взять тебя с собой, девочка. Мы полезем на скалы… Неподходящее занятие для твоих маленьких ножек!

С причала послышались гортанные крики и звон оружия — подошли воины. Взяв девушку на руки, Одинцов вынес ее на палубу и приказал командиру сотни:

— Моя женщина должна остаться целой, Харлока! Что бы ни случилось! Ясно?

Пожилой воин угрюмо кивнул:

— Иди, сайят, и не тревожься. Спаси нас! Не то к восходу солнца в Ристе останутся одни головешки и трупы!

Одинцов сбежал по сходням на берег и, не оборачиваясь, устремился мимо домов поселка на западную окраину. Еще секунду-другую Найла могла следить за ним, потом высокая фигура растаяла в полумраке. Баст, большая яркая луна Айдена, стоял в ущербе, ночь была темной, и никто, ни Найла, ни Харлока, старый опытный разбойник, ни сам Одинцов — никто из них не видел, как поперек ристинской бухты, в километре от берега, начали разворачиваться лодки брогов. Их было очень много.

* * *

Отряд из Ристы приблизился к утесам в двухстах метрах от Прохода. Одинцов уже знал, что застава разгромлена и подойти к ограде нельзя — там его воинов встретили бы копья и стрелы брогов, превосходивших его отряд семикратно. Трое израненных лучников — все, что осталось от полусотни, охранявшей ущелье, — сообщили, что на берегу высадилось не меньше четырех тысяч врагов. Треть всего войска, которое был способен выставить Брог! Одинцов уже не сомневался, чем вызван этот налет. Не рабы, не дорогая медь, не зерно и мясо прельстили на сей раз соседей, — они явились за «Катрейей» и ее сказочными сокровищами! Броги не смогли ими завладеть, когда корабль шел мимо их клубившегося дымами побережья, но теперь он стоял в ристинской бухте. Соблазн был слишком велик.

Что ж, подумал Одинцов, эта ночь станет для многих последней. Бойцы его передовой сотни уже загоняли молотами медные клинья в трещины скал, утесы были отвесными, но нигде не превышали тридцати метров. Он был неплохим скалолазом и знал, что любой ловкий мужчина сумеет подняться на такую высоту с помощью веревки и крюка. Вершины скал были плоскими, и его люди смогут подобраться к самому Проходу… Там хватит камней, чтобы завалить все ущелье! Только бы броги не услышали стук молотков… Он велел обернуть их лоскутами кожи, и звук ударов стал глухим, словно доносился из-под земли.

Несколько воинов уже работали на самом верху десятиметровых лестниц, половина скальной стены была пройдена, ибо мудрый Магиди вывел их к седловине, где скалы понижались. Захватив длинную веревку с якорем, Одинцов поднялся по самой длинной лестнице и раскрутил свой снаряд. Он зацепил его с третьей попытки и через минуту уже стоял на вершине утеса.

Якорь отправился вниз и вернулся, нагруженный бухтами канатов. Одинцов обвязывал их вокруг массивных камней и сбрасывал концы вниз — туда, где горели факелы и глухо стучали молотки. Его люди начали подниматься, держась за веревки, упираясь ногами в медные наконечники копий, в темноту опять полетели канаты, более короткие — к ним приставляли лестницы. Вскоре двести человек, самых крепких и выносливых, стояли над пропастью, казавшейся в темноте бездонной.

Одинцов повел их вперед. Его людям надо было пройти небольшое расстояние, но двигаться в полумраке, среди камней и острых обломков, оказалось непросто. Факелы внизу погасли, четыре сотни оставшихся под стеной бойцов направились к Проходу. Их задача состояла в том, чтобы добить врагов, если те вырвутся из-под камнепада.

Со стороны моря доносился гул тысяч голосов, скрип лодочных днищ по гальке, звон оружия, резкие выкрики. На берегу пылали костры, и Одинцов видел, как смутные тени около них вдруг обретали ясные очертания, становились плотнее, потом вытягивались в колонны, над которыми, сливаясь в длинную алую ленту, плыли огни факелов. Войско брогов устремилось в ущелье, затопив его от края до края, остатки бревенчатой изгороди догорали в кострах.

Ристинцы растянулись вдоль обрыва группами по три-четыре человека — иначе тяжелые обломки, которые усеивали гребни утесов, было бы не своротить. Одинцов ждал, наблюдая, как сотни огней плывут во тьме под его ногами, словно ковер из живых светлячков, танцующих ночью над заповедной поляной. Он ждал, пока первые из них не выбрались на равнину, пока арьергард войска не втянулся в каменную щель Прохода, пока плотная масса людей, нагруженных связками стрел и тяжелыми щитами, не наполнила воздух острым запахом пота, кожаных одежд, дыма и гари. Тогда, повернувшись к своим бойцам, он крикнул: «Вали!» — и столкнул огромный валун.

Лавина камней хлынула вниз. Они мчались, увлекая за собой щебень и более мелкие обломки, выбитые из базальтовых склонов, и зловещий протяжный шелест быстро переходил в громоподобный рык. Каменная пасть Прохода смыкалась с яростным звериным воем, погружая свои клыки в трепещущие человеческие тела. Внизу раздались испуганные вопли, яркие точки факелов затанцевали, заметались, тесня друг друга, потом над ущельем повис страшный многоголосый стон.

Ристинцы с мрачными ухмылками продолжали сталкивать валуны. Никто из них не видел, что творилось внизу — свет факелов был неярок и число их стремительно уменьшалось, — но они слышали. Слышали хруст костей и глухие звуки ударов, с которыми камни врезались в плоть, стоны и проклятья, звон щебня, попавшего в медную оковку щита, треск дерева, хрипы и тяжкое дыхание умиравших. Запах крови, поплывший над ущельем, заставлял их ноздри широко раздуваться, они вдыхали этот упоительный аромат, и скрюченные пальцы сами тянулись к мечам, дрожа от нетерпения. Теперь гарты жаждали погрузить свои клинки и копья в тела врагов, довершая то, что начали скалы.

В ущелье воцарилась тьма — почти полная, если не считать десятка-другого тлевших на земле огней. Одинцов пронзительно свистнул, и его люди начали спускаться вниз, скользя по канатам. Но не в ущелье, а на галечный пляж рядом с ним, куда сбежалась оставленная у лодок охрана. Этих было десятков пять или шесть, и к ним присоединилась сотня брогов из арьергарда, успевших выскочить из-под лавины. Теперь на берегу, в свете догорающих костров, завязалась схватка, в которую вступали все новые и новые бойцы.