Читать книгу "Победить смертью храбрых. Мы не рабы! - Сергей Лапшин"

Перекинув ремень с пистолетом-пулеметом за спину, я вынул из кобуры, навешенной на пояс, «вальтер». Присев на корточки, стукнул его стволом по лбу белобрысой медсестре:

– Рот закрой!

Заметив, что моя просьба не нашла отклика, я проделал ту же операцию снова, на этот раз нанеся удар сильнее. Белая, словно бы молочная кожа тут же покраснела небольшим пятнышком. Зато медсестра наконец-то заткнулась, впившись в мое лицо испуганным, мало что соображающим взглядом.

– К вам привезли из лагеря русского. Где он находится, в какой палате?

Никакой реакции. Расширенные зрачки, открытый рот, тяжелое, затравленное дыхание. Устав ждать ответа, заключенный, что приволок девчонку, взял ее за волосы и резко ударил головой о пол. Один, второй и третий раз. Всхлипнув, медсестра дернулась, замахала руками, пытаясь освободиться от хватки мужчины.

– К вам привезли русского из лагеря несколько дней назад. Где он находится, в какой палате мне его искать? – терпеливо повторил я свой вопрос.

Зэк дернул девчонку за волосы, заставляя ее смотреть на меня. Бледность кожи сменилась явными покраснениями, образовавшимися после ударов, – лоб, нос, скула. Увидев это, я убрал оружие в кобуру. Тут и без меня хватало умельцев развязать язык упрямым или, что ближе к правде в данном случае, просто находящимся в состоянии шока людям.

– Знаю, я знаю, где он! – отрывисто, торопливо зачастила девчонка. – Это двенадцатая палата, на этом этаже!

– Веди, – быстро поднялся я и сделал знак бойцу, державшему медсестру, продолжать исполнять взятые на себя функции. Оглянулся, с неудовольствием увидев, что в холле рядом со мной остались всего шесть человек. Остальные, судя по всему, разбрелись по больнице в поисках развлечений. Это был хреновый признак. Отряд, который и раньше-то с трудом можно было назвать боевым соединением, теперь и вовсе разваливался на глазах.

– Не кипишуй, – заметив мое неодобрение, добродушно откликнулся Хохол, – ребятки пошукают быстро по закромам и вернутся.

Сдержавшись, я ничего не ответил зэку. Однако мысленно похвалил себя за предусмотрительность, которая заставила меня оставить на страже грузовика Москвичева. В мальчишке я был полностью уверен, а вот заключенным с каждой минутой я был склонен доверять все меньше и меньше.

Мы проходили мимо палат, зачастую даже не смотря внутрь. Наверное, это было беспечностью, но я сознательно приносил в жертву умозрительную безопасность ради скорости. Стрелять в нас, оказывать нам сопротивление было просто некому. Охрану больницы никто не осуществлял, а санитары, медсестры, врачи и просто больные сидели словно мыши по своим палатам, не смея даже высунуть носа.

Страх универсален. Он живет в каждом, и будь ты хоть трижды король и победитель, когда по коридору, бухая грубыми кожаными ботинками, проходит вооруженный взвод, ты будешь сидеть в палате, накрывшись с головой одеялом. К тому же, не испытывая выдержку немцев и свою собственную фортуну, мы старались перемещаться как можно быстрее.

В двенадцатой палате лежали четверо больных. Быстро определившись, я посмотрел на прикрепленный к нужной койке больничный лист и, нахмурившись, повернулся:

– Врач где?

Девчонка, которую боец продолжал держать за волосы, с готовностью отозвалась:

– Кабинеты в конце коридора.

– Двое к кабинетам, живо. Приведите мне врача со всеми необходимыми инструментами и лекарствами. – Внимательно выслушав меня, Хохол обернулся и кивнул двум своим подручным. Демонстративно, явно стремясь доказать, что главным в отряде я больше не являюсь.

Переместив автомат на грудь, я аккуратно уселся на край койки Волкова. Разведчик, слабо улыбнувшись мне, протянул руку. Я сжал ладонь, кивнув ему, и тут же поинтересовался:

– Как ты? Лучше?

– Получше вроде, – негромко отозвался Волков, – а где Малыш?

Мысленно улыбнувшись столь странному прозвищу парня, не побоявшегося участвовать в мясорубке на плацу и выполнявшего мои приказы еще раньше, чем я их успевал отдать, я ответил:

– На улице у грузовика ждет. Пара минут, возьмем доктора, лекарств и проваливаем отсюда. Этот гадюшник нам не подходит.

Доктор появился через пару минут. Влетел в палату и, выставив руки вперед, врезался в низкую тумбочку, вместе с ней свалившись на пол. Один из заключенных, судя по всему, и втолкнувший врача, жизнерадостно захохотал, оставаясь в коридоре. Улыбки осветили и лица его товарищей. Видимо, шутка показалась им уместной. Заметивший мой взгляд Хохол с вызовом посмотрел мне в глаза. Все они – и подручные его, и сам блатной – оскотинивались прямо на глазах.

Доктор, неловко повернувшись и охнув, сел. На лице его была написана страдальческая гримаса, хорошенько смешанная с ужасом, прямо-таки плескавшимся в его глазах. Не разочаровывая врача, я демонстративно достал пистолет и качнул его дулом в сторону Волкова:

– Этот больной транспортабелен?

Услышав вопрос, доктор испуганно покачал головой, тут же торопливо ответив мне по-немецки:

– Не понимаю!

– Можно везти больного? В машине? – поправился я, перейдя на иностранный.

В ответ я получил несколько слов, которые не сумел расшифровать. Увидев по моему озадаченному виду, что с переводом я не справляюсь, немец высказался как можно проще:

– Осторожно.

– Ты с нами едешь. Бери лекарства необходимые, – потратив пару секунд на размышление, решил я. Доктор открыл рот, судя по всему, решаясь мне возразить, но, наткнувшись взглядом на пистолет в моей руке, в дебаты вступать не стал. – Хохол? – Принимая правила игры, диктуемые мне заключенным, я обратился к нему. Зэк, ухмыльнувшись, тут же сформировал мою просьбу в приказ:

– Лещ и Белый, возьмите лепилу, пусть соберет инструменты и колеса.

Один из обозначенных заключенных подошел к доктору, едва не оттолкнув меня, и рывком поднял немца с пола. Тот, прикрывшись руками, явно ожидал затрещины или какого-то иного обидного рукоприкладства. Зэк, довольно хмыкнув, бить врача не стал, но подтолкнул его стволом винтовки к выходу. Вживаясь в роль человека, получившего оружие и на том основании ставшего господином всего обозримого пространства.

Я повернулся к Волкову, не спеша убирать пистолет в кобуру. При столь явной конфронтации с блатными оружие мне следовало держать наготове. Сержант, оставивший без комментариев сцену с врачом, скользнул взглядом по оставшимся в палате заключенным и наконец посмотрел на меня. Спрашивать у меня ничего не стал, да и я отвечать не стремился. Все лежало на поверхности.

Откуда-то сверху раздался женский визг. Медсестра, которую заключенный притащил с собой, вздрогнула и забито сжалась на полу. Изъявший ее из регистратуры мужчина отпустил волосы девчонки, но далеко от нее не отходил, словно бы заявляя права на свою добычу.

Женский крик повторился. Уже в другой тональности и с другой интенсивностью. Думаю, наблюдающий за мной Хохол был разочарован. Вряд ли он мог что-то прочесть в моем лице, хотя бы по той простой причине, что мне действительно было плевать на обитателей больницы. Жалость – чувство, которое я не мог себе позволить в настоящий момент.