Читать книгу "Алые звезды Прованса - Ксения Баженова"

– Мадам сказала, что вы совершенно свободны.

– Понятно. Спасибо.

– Всего хорошего, – улыбнулась фея и, выплыв из-за стойки, проводила Таню к двери.

«Значит, совершенно свободна. То есть все эти вопросы ничего не дали. Я опять никто и ничто». Таня неловко ковыляла по гравию на непривычно высоких каблуках, в пиджаке было жарко и тесно. Волосы липли на лоб, и Таня раздраженно пыталась откинуть их наверх. Вчера, когда мадам велела охранникам ее отпустить и пригласила сегодня на встречу, ей вдруг подумалось, что жизнь может измениться. Она почему-то решила, что раскрыла какой-то важный секрет про себя, нащупала тлеющий уголек, который стоит только как следует раздуть, и все пойдет по-другому. На какую-то долю секунды ей показалось, что она открыла в себе свет, будто в темной захламленной комнате, куда давно никто не входил, отдернули тяжелую штору и, когда хлынули солнечные лучи, оказалось, что за хлам принимали красивую старинную мебель, редкие картины, изящную посуду, дорогие ковры. Оказалось, что нужно просто смахнуть пыль, чтобы обнаружить под ней драгоценное дерево, развесить по стенам картины, сполоснуть раствором уксуса хрусталь и фарфор и расставить все аккуратно по полкам, наполнить бокалы дорогим вином, вазы цветами и, ступив на мягкий ворс ковра, испытать блаженство и понять, что теперь абсолютно все равно, что думают о тебе другие, и полюбить себя такой, какая ты есть. Так она почувствовала себя в том кабинете, вдыхая запахи, хранящиеся в пробирках, и, хотя она сама боялась себе признаваться, это чувство не покидало ее вплоть до сегодняшней встречи, когда штору снова задернули, превратив ее восхитительное благоухающее царство в никому не нужный серый и пыльный склад. Она шла и не замечала роз и деревьев, которые так сразу полюбила в первый приезд сюда. Таня лишь ощущала, что мелкие песчинки забиваются ей в туфли, и ноги страшно натерты и саднят. Она сняла обувь и пошла по острым камушкам, вспомнив свою любимую сказку про русалочку. У нее тоже отняли волшебный хвост и подарили ноги, которые так чувствительны и болят при ходьбе. И принца не будет никогда. Таня заплакала и подумала, что той ночью в Москве, когда она встретила хозяина французского магазина, ей так же натерли новые сапоги, но жизнь, не ответь она радостным согласием на приглашение Макса, могла бы повернуть совсем в другую сторону, хорошую. А теперь ей снова натерли ноги новые туфли, но все будет совсем иначе. Она сама сделала выбор, и, видимо, с ней и должно было это случиться. Нельзя отказываться от подаренного провидением шанса, а она отказалась, и вот – получила… Совершенно разбитая и отчаявшаяся, Таня вышла на шоссе и стала искать автобусную остановку…

Макс сидел в кресле, положив ноги на журнальный столик, листал журнал и пил коньяк.

– Макс, – окликнула его Таня из-за спины.

– Да, дорогая? Ты вернулась? – отреагировал он, не отрываясь от статьи.

– Вернулась и уезжаю.

– Куда? – Шелестнула перевернутая страница.

– Домой. В Москву.

Цыгане

Поселок Лихнево, конец 1980-х – 1990-е

Ваня лежал на продавленной софе и рассматривал оленя, пасущегося на висевшем на стене коврике. За картонной стеной на кухне раздавались голоса соседок, собирающих на стол. Завтра начинаются выпускные экзамены, а три дня назад умер дед. Сегодня его похоронили. И это был первый раз, когда Ваня видел мать после их встречи у московской высотки. Ее привезла черная «Волга». Она была одна, без близняшек. Он так и не спросил, кто они: мальчишки или девчонки.

Постояла одиноко, без слез, у могилы, потом подошла к Ване:

– Ты уже взрослый мальчик, прости меня, если можешь, – и дала ему увесистый конверт, хотела обнять. Он молча взял деньги, а вот от объятий увернулся.

– Да чего там! Я понимаю. Когда нечего больше дать – дают деньги. Все правильно.

И она уехала, даже не оставшись на поминки.

В те смутные годы афганских событий, частых похорон государственных деятелей и трансляции «Лебединого озера» Ванюше жилось хорошо. В тесной компании деда, друга Кольки и Шандора, который прикипел к Ивану, как к родному, мужала и закалялась его душа. После Ваниной поездки в Москву дед перестал прятать мамины открытки к праздникам и даже как-то смягчился. А к их дням рождения она стала посылать небольшие денежные переводы. Это очень злило мальчишку, но дед приговаривал:

– Принимай с благодарностью. Помнит – и то хорошо.

Опустошенность, оставшаяся в его сердце, заполнилась ожиданием, чем же отплатит судьба за ее поступок. Говорил же цыган – за все надо платить. Учебу Ваня не бросал, мало того, учился на отлично, обещал ведь деду, что вытянет их маленькую семью из нужды. А пока примерял на себя характеры и заботы тех, кого видел у цыгана. Часто Ваня доставал бабушкины часы, которые так круто изменили его жизнь. Они теперь стали его талисманом; не было ничего в жизни более дорогого, теплого и родного, кроме деда, конечно.

Потерю деда переживал Ваня внутри себя очень сильно. Так и не увидел тот красивой, беззаботной жизни, которую внук хотел ему создать. Опечалил Ивана и последующий переезд друга Кольки в другой город: тот поступил в московский институт и поселился в общежитии. Звал его с собой, но Ваня оставался при убеждении, что его «малые» университеты пройдены, ему пока и здесь хорошо. Что делать со своей жизнью дальше, он не придумал.

Начались голодные перестроечные годы и приближались лихие девяностые. Наступало время крутых ребят, и Шандор не пускал Ваню на рынок в опасные дела с «кидком на разницу» и «наперстком», составляющие серьезную часть его доходов, хотя Ваня не раз предлагал свою кандидатуру. Но Шандор предпочел оставить мальчика своим личным посыльным и еще «счетоводом». В деле ведения финансов равных Ване не было. Основной «валютой» Шандора в те времена были фальшивые карточки на сахар, водку, сигареты. Их продавали цыганки возле каждого крупного магазина. Между тем в разные сферы несанкционированного «бизнеса» были втянуты почти все подростки Лихнева. Многие сплотились в жестокие группировки, каждая действовала по своим пацанским понятиям. В трениках «Адидас» и кассетником на плече, они развязной походкой прохаживались по поселку, «опуская» тех, кто им не нравился. Ваня, по их мнению, стоил провокации и наезда, но покровительство Шандора делало его неприкосновенным.

В душе многие из них считали Ваньку серьезным чуваком и завидовали его предприимчивости и изобретательности. Не желая останавливаться на достигнутом, он решил развивать карьеру: раздобыл видак и показывал у себя дома по субботам фильмы; причем во время сеансов дежурили два здоровых цыгана, потому просмотры проходили тихо и мирно. Соседи не жаловались, милиция, у которой в те годы было много дел поважнее, не беспокоила. Деньгами Ваня охотно делился с Шандором. Процесс для него был важней, чем прибыль. И Ваня все время думал, чем бы еще заняться.

Видеосалон на квартире аккуратно работал до тех пор, пока к Шандору не приехал его давний друг Лелло, в те времена бродивший со своим табором по дорогам западной Европы. Он привез забавную игрушку: рулетку из казино. Лелло был завсегдатаем казино в Венеции и Монте-Карло. Ему были подвластны все карточные игры: покер, бридж, преферанс и прочие.