Читать книгу "Восьмой грех - Филипп Ванденберг"

— Я подписал договор, по которому, кроме вечного проклятия, возлагается обязательство вернуть Церкви полмиллиона евро, если я хоть словом обмолвлюсь кому-нибудь об этом.

— Так уж случилось, что вы все-таки нарушили этот договор, метр Леонардо. Но вы можете полностью доверять мне. По возвращении в замок Лаенфельс я никогда больше не вспомню о сегодняшней встрече.

Леонардо колебался несколько секунд, потом кивнул Аницету и сказал:

— Идите за мной!

Наверх вела еще одна лестница. Леонардо перепрыгивал через ступеньки и при этом демонстрировал такую ловкость, что Аницет засомневался в возрасте старика Магистр едва успевал за ним.

Наверху располагалась такая же, почти пустая, комната В ней было только самое необходимое для лаборатории. Вдоль стен выстроились стеклянные шкафы, перед окнами, которые выходили на улицу, стоял стол для экспериментов. Прожекторы под потолком напоминали те, что обычно используются в фотостудиях. Пол и высокие стены были выложены белой плиткой. Как и мастерская, лаборатория занимала весь этаж.

В глаза бросался большой черный куб справа у стены: примерно два с половиной метра в длину и столько же в ширину.

Леонардо несколько секунд наслаждался растерянностью Аницета, потом улыбнулся и как бы между делом бросил:

— Камера-обскура, я изобрел ее еще пятьсот лет назад. Возможно, вы об этом слышали. Простое и в то же время удивительное чудо природы. Это, конечно, несколько громоздкий экземпляр, но для моих целей — в самый раз. Я хочу вам кое-что показать.

Он открыл едва заметную узкую дверь в куб и пригласил Аницета:

— Вам не нужно бояться. Но если вы действительно хотите знать, как я изготовил копию плащаницы, тогда вам нужно пройти эту процедуру.

Едва Аницет вошел в камеру-обскуру, Леонардо захлопнул дверь.

Внутри царила абсолютная тишина. Будто откуда-то издалека Аницет слышал, как Леонардо включил прожектор на потолке, но ничего не увидел. Старик тем временем снял одежду, по том вытащил из передней стенки камеры пробку, которая находилась точно посередине, и, совершенно голый, стал у белой степы, прикрывая срам правой рукой. Левой рукой он взялся за правое запястье. Ноги стояли параллельно, как у мумии.

С минуту Леонардо стоял с закрытыми глазами абсолютно неподвижно. Он знал, что в это время происходило в темной камере.

Пораженный, просто шокированный, что случалось с ним нечасто, Аницет смотрел на изображение, появившееся слева от пего. Луч света, проходивший сквозь отверстие, проецировал на белой льняной ткани блеклую картинку. И чем дольше он смотрел на голову человека на проекции, тем больше понимал, что этот образ полностью совпадает с тем, который был на плащанице.

Будто парализованный, Аницет вывалился из камеры. Не обращая внимания на наготу Леонардо, он взволнованно закричал:

— Вы волшебник, метр Леонардо! Вы маг и чародей! Да вы просто великолепный!

Пока старик одевался, Аницет все качал головой, словно не мог поверить своим глазам. Наконец он спросил:

— Но как вам удалось перенести свое изображение на ткань?

Леонардо усмехнулся. И после паузы с улыбкой сказал:

— О, это было самой трудной частью моего предприятия. Но я смутно припомнил запись, которую я сделал пятьсот лет назад и которая сегодня утрачена. Благодаря ей я нашел решение, как удержать изображение из камеры-обскуры и перенести его на ткань. Вы не могли бы проследовать за мной?

— Ну конечно! — с готовностью произнес Апицет.

— Я знал, — продолжал Леонардо, — что при этом нужно использовать серебро или золото. Я проводил эксперименты с этими металлами и через несколько недель получил поразительные результаты: при растворении золота и серебра в серной кислоте получается сульфат меди Ag2SO4. Если пропитать ткань этим раствором, то она при высыхании становится светочувствительной, правда, слегка, как и пленка для фотоаппарата.

— И вы сами стали моделью для изображения Иисуса из Назарета.

— Ради бога, не напоминайте мне об этом! Мне пришлось неподвижно стоять шестнадцать часов под палящими прожекторами. И в конце концов все оказалось напрасно: лампы находились слишком близко, и на расплывчатом негативе изображение получилось светлее, чем на оригинале.

— То есть все нужно было начинать с нуля!

— Было бы неплохо. Но материя, которую мне привез Моро, была в единственном экземпляре. Полотно было соткано в четырнадцатом веке, с таким же переплетением нитей, как на Туринской плащанице — рисунок в елочку, выполненный техникой «три к одному». Это значит, что при переплетении уток вначале проходит под тремя нитями основы, потом — над одной нитью основы и так далее. Обычный вид ткани, которому несколько тысяч лет. Одному Богу известно, откуда у Моро оказалась эта материя.

— И как же вам удалось увеличить контрастность картинки? Насколько мне известно, никто из экспертов, которые видели плащаницу, не выразил сомнений в подлинности предмета, хотя это была выполненная вами копия.

Леонардо повернул руки ладонями вверх и ответил:

— В жизни часто бывает, когда кажется, что все кончено, и тогда на помощь приходит случай. В то время я как раз писал автопортрет. Как вы знаете, в живописи важную роль играют яйца. Ранние итальянские мастера смешивали краски пополам с желтком. Белок, так называемая альбуминовая основа, долгие годы служил грунтовкой. А крепко взбитый белок использовался как основа при золочении. Из любопытства я решил написать автопортрет, используя вареные яйца. Я, должно быть, извел их около сотни. Но все попытки сделать цвет более телесным (я рисовал себя нагишом) провалились. Разочаровавшись, я съел добрую дюжину яиц, приправив их солью и перцем, а еще дюжину расшвырял по стенам. И одно из них случайно упало на светлую копию плащаницы.

— Боже! Вы наверняка испортили драгоценную копию!

— Испортил? Нисколько. Место, на которое попало яйцо, через три дня приобрело такой же оттенок, как и оригинал. Феномен заключается в образовании тонкого поверхностного слоя сульфата серебра и сульфида диводорода.

— Гениально, метр Леонардо, действительно гениально! Но ведь была еще проблема с созданием прожженных мест и следов крови.

— Вот еще! — снисходительно произнес старик. — Как раз это беспокоило меня меньше всего. Чтобы воссоздать обгоревшие следы от 1532 года, когда плащаница побывала в пожаре в капелле замка Шамбери, я воспользовался простым старым утюгом на углях. Остальное доделал натрия полисульфид, который окрасил ткань, доведя желтый цвет до коричневого. А что касается капель крови, тут был только один выход: кровь голубя, которая под действием кислоты стареет быстрее, чем муха-однодневка.

Аницет надолго задумался. Наконец, сделав глубокий вдох, спросил:

— Метр Леонардо, можно ли допустить, что оригинал Туринской плащаницы возник таким же способом?