Читать книгу "Эндшпиль Маккабрея - Кирил Бонфильоли"

Вы согласитесь, я уверен, что сейчас было не время распространяться о приятностях французской сантехники.

— Ну вот видите, видите ли, — сказал я.

— Сколько оттисков, мистер Маккабрей?

— Я сжег два с негативом; мне известен еще только один в Лондоне, а из него вырезаны все лица — осмелюсь предположить, это вам прекрасно известно.

— Благодарю вас. Мы опасались, что вы сделаете вид, будто вам известны и другие, чтобы таким образом попытаться себя обезопасить. Это никак бы вас не обезопасило, а нам дало бы значительный повод к смущению.

— А, ну хорошо.

— Мистер Маккабрей, вы не задавали себе вопрос, как нам удалось так быстро оказаться здесь после убийства?

— Послушайте, я же сказал, что буду отвечать на ваши вопросы, и я буду; если у меня есть что выкладывать, я с радостью это выложу — мужество мне уже изменило. Но если вы хотите, чтобы я сам себе задавал вопросы, сначала вы должны меня чем-то накормить и напоить. Для еды сойдет что угодно; а напиток у меня в приемной, если Кинг-Крнг и Годзилла это все еще не разворовали. О, и мой камердинер, само собой, тоже в чем-то нуждается.

Один из парочки высунул голову в коридор и что-то пробормотал; появилось мое виски, не слишком истощенное, и я жадно присосался к горлышку, потом передал бутылку Джоку. Мальчики в костюмах от «Братьев Брукс» ничего не захотели — вероятно, живут на воде со льдом и канцелярских кнопках.

— Нет, — продолжил я. — Я не задавался таким вопросом. Если бы я начал себя расспрашивать о событиях последних тридцати шести часов, мне бы, вероятно, пришлось заключить, что существует всемирный анти-Маккабрейский заговор. Но скажите мне, если это вас приободрит.

— Мы не очень расположены что-либо вам говорить, мистер Маккабрей. Мы просто хотели услышать, что скажете вы. Пока нам нравятся ваши ответы. А теперь расскажите нам, как вы лишились «роллс-ройса». — В этот момент они включили магнитофон.

Я честно рассказал им о столкновении, но слегка изменил последующие события и красочно живописал отважную попытку Джока спасти «бьюик», когда он покачивался на самом краю; затем — как мы хотели откатить «роллс» на дорогу, как бешено вращались колеса, крошилась обочина и как наша машина отправилась в конце концов к «бьюику».

— А ваш чемодан, мистер Маккабрей?

— Блистательное присутствие духа, проявленное Джоком, — выхватил его из салона в последний миг.

Они выключили магнитофон.

— Мы не обязательно всему этому верим, мистер Маккабрей, но опять же — вышло так, что именно эта история нам и нужна. Теперь — имеется ли при вас еще что-либо, каковое вы намеревались доставить мистеру Крампфу?

— Нет. Слово чести. Обыщите нас.

Они снова принялись изучать потолок: времени девать им явно было некуда.

Позднее дверь стукнула, и помощник шерифа внес бумажный пакет с едой; я едва не лишился чувств от дивного аромата гамбургеров и кофе. Мы с Джоком съели оба по два гамбургера; нашим дознавателям вид порций не понравился. Они бережно оттолкнули их подальше от себя ноготками — в унисон, будто отрепетировали. В пакете еще была картонка с чили, чтобы мазать на гамбургеры. Я увлекся, но этот соус портит вкус виски, изволите ли видеть.

Не особо припоминаю остальные вопросы, если не считать того, что длились они долго и некоторые звучали на удивление смутно и общо. Иногда включался магнитофон, иногда нет. Может быть, все время работал другой — в одном из чемоданчиков. У меня сложилось впечатление, что парочке это все изрядно уже наскучило, но к тому времени мне так хотелось спать от еды, выпивки и измождения, что сосредоточиться я мог лишь с большим трудом. По большей части я просто говорил им правду — такой курс для постановки в тупик своих оппонентов рекомендовал сэр Генри Уоттон[179](еще один человек, отправившийся за границу лгать). А другой парняга как-то раз сказал: «Если желаете сохранить свой секрет, оберните его искренностью».[180]Я и оборачивал — не скупясь. Но знаете, если играешь нечто вроде фуги истиной и лицемерием, через некоторое время как бы теряешь хватку и реальность ускользает.

Отец всегда предостерегал меня против лжи там, где хватит и правды; он довольно рано распознал, что меня подводит память — неотъемлемый инструмент лжеца. «Более того, — говаривал он, — ложь — произведение искусства. А мы произведения искусства продаем, а не раздариваем. Сторонись лжи, сын мой». Вот поэтому я никогда не лгу, продавая искусство. При покупке — другое дело, разумеется.

Как я уже говорил, они задавали множество довольно смутных вопросов, и некоторые, очевидно, относились к делу непосредственно. Учтите, я не был так уж сильно уверен, в чем вообще это дело состоит, поэтому, быть может, я тут и не судья. Их интересовал Фугас, хотя они, похоже, знали про него заведомо больше, чем я. С другой стороны, они, судя по всему, не слыхали, что он умер; вот это забавно, да. В разговоре я несколько раз упоминал полковника Блюхера — даже пытался произнести его фамилию как «Блукер», — но они не реагировали.

И вот наконец-то парочка принялась запихивать оборудование в свои парные чемоданчики, будто дело закрыто, что моментально меня насторожило: главный вопрос явно будет задан небрежно, походя, когда они поднимутся и направятся к двери.

— А скажите, мистер Маккабрей, — спросил один небрежно, походя, когда они оба поднялись и направились к двери, — что вы думаете о миссис Крампф?

— Сердце ее, — горько ответствовал я, — что плевок на ладони, по которой шлепает дикарь, — никак не скажешь, куда он полетит.

— Это очень мило, мистер Маккабрей, — сказал один, понимающе качая головой. — Это М.Ф. Шил,[181]не так ли? Верно ли я понимаю, что вы считаете ее в какой-то мере ответственной за ваши нынешние затруднения?

— Разумеется, считаю — я же не полный, черт возьми, идиот. Или «лох», как тут у вас принято выражаться, я полагаю.

— А вот здесь вы можете ошибаться, — мягко произнес второй агент. — У вас нет ни единого обоснованного довода, чтобы предполагать, будто миссис Крампф неискренна в своих чувствах к вам; и уж совершенно точно никаких оснований предполагать, будто она вас подставила.

Я зарычал.

— Мистер Маккабрей, мне бы не хотелось выглядеть неуместно дерзким, но могу ли я спросить, насколько обширен ваш опыт общения с женщинами?

— Некоторые мои лучшие друзья — женщины, — рявкнул я, — хотя мне бы определенно не хотелось, чтобы моя дочь вышла за какую-нибудь замуж.