Читать книгу "Резидент, потерявший планету - Рафаэль Михайлович Михайлов"

эту религиозную войну с размахом. Фредди».

Адресат не замедлил откликнуться и отдал приказ своим тайным силам:

«Для сведения Тесьмы и Диска. Духовные пастыри находят положение сверхкритическим. Направить Яана на разгром крупного очага учреждений красных. Акцию сопроводить волной протестов против преследования семьи лесничего, человека из Вастселийна и братьев, из окрестностей Тарту (Оясоо). Проверив лояльность первого, сосредоточить вокруг бункера его сына лесных братьев. Форсировать обращение к нашей вере Кооператора. Настаиваю на немедленной сенсации (провокационном акте) в зале встречи ученых Эстонии и их гостей из шести республик. Распределите силы с Улыбкой и Племянницей. Планетный Гость».

С семьей Оясоо, действительно, получилось неладно. И первым, кто сообщил об этом уездным властям, был командир батальона народной защиты, созданного в районе Тарту, Ханс Матик.

Ханс вырос в этих местах, вернулся сюда после войны в составе Эстонского корпуса, здесь же и осел на хуторе близ Вольди. Он знал еще старика Оясоо, толкового и рачительного хозяина. Семья его жила в достатке, но обходилась без батраков: «Мои батраки — три богатыря, — шутил Оясоо, — подарок жены Эльмы». Два младших сына, Арво и Айвар, в войну оставались с отцом, старший Олав неожиданно для семьи вступил в охрану Тартуского концлагеря, но не выдержал страшных картин пыток, бежал от немцев и прятался где-то в уезде. Говорил, что старика Оясоо, человека, известного своей честностью и справедливостью, измена Олава свела в могилу раньше времени. Олав после войны явился в прокуратуру с повинной, искупил свои метания безукоризненным поведением в исправительно-трудовом лагере. После выхода на свободу заявил матери, что хочет помогать ей и братьям. Перебрался с ними на пустующий хутор среди Кассинурмеских холмов, потому что находиться среди соседей, помнящих его бесчестье, не мог.

Жила семья спокойно, младшие учились, обживали с Эльмой свое новое хуторское хозяйство. Олав работал на стройке. А в марте сорок девятого произошла ссора между Айваром и работником народного дома, депутатом сельсовета, человеком новым в уезде, но горлопаном и демагогом. «Ты из семьи пособников! — кричал он при всех Айвару. — И хозяйство ваше кулацкое!» Айвар сгорал от стыда, по хуторам пошел шепоток. Дошло до Эльмы, она растерялась: «Какое же кулацкое — шесть соток, как у всех».

Бросилась в сельсовет, там обещали разобраться, а ничего не предприняли. Но кому-то понадобилось, видно, довести до трагической развязки выходку работника народного дома. В районе Табивере неизвестные бандиты ранили милиционера. В дом к Оясоо была подброшена анонимка: в ней сообщалось, что подозрение пало на младших Оясоо (а они как раз в тот день ездили в Табивере за покупками), что прокуратура, якобы, рассматривает этот террористический акт как месть братьев за клеймо кулака, советовали пока не поздно, Айвару и Арво спастись в лесу. Недолго думая, не спросясь у матери и не дождавшись приезда Олава, оба брата скрылись из дому.

Эльма бросилась к давнему другу семьи Хансу Матику. Ханс обещал помочь, но было поздно. Айвар и Арво присоединились к какой-то шайке и совершили налет на колхозную подводу.

Самое странное заключалось в том, что не успели братья исчезнуть из дому, как эмигрантские газетенки уже возвестили о «новой волне антибольшевистского протеста, начатой лесными войсками (?!) братьев Оясоо».

Всего этого Мюри, приехав в уезд, еще не знал, как не знал он и того, что буквально за неделю до него в дом к Эльме Оясоо в ночной час постучал пожилой осанистый человек. Он назвался другом ее покойного мужа и попросил ночлега. Визитер помнил многие подробности их довоенной жизни. Может быть, это расположило Эльму, а может быть, просто желание излить свое горе свежему человеку.

Незнакомец, назвавшийся Роогом, выслушал ее очень внимательно, сказал, что у него повсюду много друзей, и он сделает для семьи своего давнего друга все, что от него зависит. Но для этого он должен переговорить с братьями и готов задержаться на день. И Эльма устроила гостю свидание с сыновьями.

С ними Роог говорил уже прямее и откровеннее. Он показал братьям фотографии, на которых они были запечатлены во время их пребывания в Табивере и даже… нападения на телегу в лесу. Фотомонтаж был сделан мастерски и не вызывал ощущения фальшивки, равно как и постановление уездного исполкома о выселении семьи Оясоо и аресте младших братьев. Роог добавил, что эти материалы будут немедленно напечатаны в западной прессе, которая возьмет всю семью под свою защиту и даже будет добиваться предоставления ей убежища в Англии или Швеции. От братьев требуется немного: подписать соответствующее заявление для печати и помочь группе Яана Роотса в прикрытии. Подметив колебания Айвара и Арво, Роог предъявил им письмо их покойного отца, в котором старик Оясоо высказывал уважение господину Роогу и желание доверить ему судьбы своих сыновей. Слова отца убедили, и они написали под диктовку Роога все, что он просил. Обговорив, что пришлет к ним с дальнейшими указаниями своего доверенного человека, что паролем будет имя Тесьма, Роог исчез.

Вот в какой обстановке оказался лейтенант Мюри, впервые переступивший порог дома Оясоо. Эльма оказалась и недоверчивее, и хитрее, чем предполагал Мюри. Ни словом, ни намеком не упоминая о случайном визитере, она высказывала обиду на сельсовет, утверждала, что сыновей после их бегства не видела. Сколько ни пытались Пауль и Ханс воззвать к ее чувству благоразумия, она отвечала только одно: «Не я им грозила выселением с хутора, не я их обвиняла в убийстве вашего человека. Кто все это сделал, пусть тот и отвечает».

Наблюдения за домом Оясоо не дали ничего нового, сыновья как в воду канули. Разговор с Олавом в Тарту оказался тяжелым и надрывным: он был искренне убежден, что братья в отъезде. Процедил: «Теперь и мне туго. Только жениться хотел…»

На очередное свидание с Эльмой Пауль и Ханс явились с выпиской из решения уездного исполкома, снимающего с семьи Оясоо обвинение в кулацком характере хуторского хозяйства. За дискредитацию местной власти был отстранен от работы в уезде работник народного дома. Пауль сообщил, что органы прокуратуры расследовали покушение на милиционера в Табивере и с братьями Оясоо его никак не связывают, что явка с повинной братьев позволит им сразу же продолжить нормальную жизнь на хуторе.

Чувствовалось, что старуха растеряна. Такое быстрое и беспристрастное рассмотрение дела вызвало у нее рой новых мыслей. «Может, это друзья господина Роога помогли?» — вдруг вырвалось у нее. «Человек он влиятельный», — вслух и не без умысла предположил Пауль. Легко выспросил у хозяйки несколько подробностей, поклонился, ушел.

Наутро у матери появился Олав, потребовал объяснений.