Читать книгу "Пираты московских морей - Сергей Александрович Высоцкий"

в образе теоретика кино Виталия Вульфа, он мог долго и убедительно хвалить эстетику фильма «Броненосец Потемкин», а через пять минут, мгновенно перевоплотившись в молодого раздраженного зрителя кинотеатра «Иллюзион», заявить:

— Полный отстой! Набор штампов. И вообще… Попробуйте-ка пустить детскую коляску по таким крутым ступеням. Она вам поедет?

Сыщику иногда приходила в голову бредовая мысль: такого конкретного человека, как Семен Семенович, на свете не существует. Есть паспорт на его имя, где записаны пол, адрес проживания, страна пребывания и место рождения. А вот сам Забирухин — фантом, сотканный из сотен личин, аккумулированных им из окружающей действительности. И, надо честно признать, что в каждой он освоился с полным комфортом и выглядел очень органично.

Поэтому, услышав от режиссера драматический пассаж о покаянии, Владимир насторожился в ожидании подвоха. И сделал себе предупреждение: «Дядя Вова, спокойствие, спокойствие и только спокойствие. Помни о своем обещании тем фантомам, которые за речкой. Они намного симпатичнее».

— Не очень подходящее место для покаяний. — Фризе окинул взглядом заполненное посетителями кафе на первом этаже Мосфильма. Столики стояли близко друг от друга и, каждый, кто хотел, мог слушать их беседу.

— Да, не обращайте вы внимания на публику! Здесь всем все известно наперед. Каждый, кто сейчас пьет этот отвратительный кофе с сухими булочками, знает, в чем я сейчас буду каяться перед вами.

А Фризе кофе понравился. Он уже не первый раз пил его здесь и всегда удивлялся, что существуют еще «островки» бережного отношения к этому благородному напитку. Но возражать Забирухину не стал.

— Итак, покаяние… Кстати, вы помните фильм Абуладзе?

— Помню. Но не смотрел.

— Ага! — Это «ага» Семен Семенович произнес так, как будто уличил Фризе в плутовстве. — Слабая получилась картина. Вы не замечали, что политика всегда убивает художественный замысел?

— Ага! — ответил сыщик в тон собеседнику. — А как с объявленным покаянием?

— С каким покаянием? А-а… Вы об этом! Иногда вылетает красивое словцо. Помимо моей воли. Никак не могу отвыкнуть.

Мы с вами договаривались, что Владик Гарденский получит роль положительного героя…

— Это одно из условий нашего договора.

— Ну да, ну да! Я все помню. Но съемки фильма — процесс сложный…

— И творческий… — с ехидцей вставил Владимир. Ему уже надоело постоянно слышать от Забирухина напоминания о том, что съемки кино — процесс творческий и даже иррациональный.

— Помимо моей воли фильм начинает заниматься самоуправством. Диктует режиссеру свою волю…

— И навязывает вам Гарденского на роль плохого парня? — Фризе не стоило большого труда догадаться, ради чего творец блокбастеров разыграл перед ним эпизод с покаянием.

— Да! Теперь я понял, что Владик Гарденский, и только он, должен сыграть главаря налетчиков! Ради вашей странной прихоти я смалодушничал, взял его на роль борца за справедливость. И что же? Владик вял и не выразителен в этой роли! Ему в ней тесно! Первые же отснятые эпизоды… А! Вы же ничего в этом не понимаете!

Режиссер резко поднялся со стула и гордо прошествовал к стойке бара.

Фризе почувствовал, что посетители кафе, сидящие неподалеку, смотрят на него с осуждением. Владимиру вдруг тоже захотелось встать и обратиться ко всем сидящим в кафе любителям кофе и сосисок с короткой речью:

— Хоть я и профан в вашем высокоинтеллектуальном занятии, просто рядовой потребитель кинопродукции, но даже я признаю, что актер Гарденский прирожденный исполнитель самых зловещих и мерзких ролей. И прав уважаемый мэтр Забирухин, решив нарушить подписанный со мною контракт и дать волю Гарденскому проявить свой криминальный талант в будущем блокбастере всех времен и народов. Но в этом-то и вся закавыка…

Не успел Фризе додумать до конца свой спич, как на стул, только что покинутый Семеном Семеновичем, бочком присел кругленький молодой человек. На затылке у него висела жиденькая косичка, глаза были белесые и какие-то очень прилипчивые.

— Вы ведь олигарх Владимир Фризе? — спросил молодой человек шепотом.

— М-м-м… — только и смог выдавить из себя Владимир. Так его еще никто не величал. Выходило, что для присутствующих в кафе он не был инкогнито. И вопрос обладатель косички задал чисто риторический. Ответа ему не требовалось.

— У меня есть блестящий сценарий, — продолжал молодой человек. — Без всяких преувеличений, блестящий. Если вы согласитесь быть спонсором, можно рассчитывать, что фильм завоюет «Большую пальмовую ветвь» в Каннах. Вы почитаете сценарий?

— Диомид, ты занял мое место! — пророкотал Семен Семенович. Он принес из бара еще две чашки кофе и смотрел на молодого человека свысока и с осуждением. — И помни: перебегать коллеге дорогу — скверная привычка.

Обладатель косички вскочил как ошпаренный, хотя Фризе не заметил, чтобы Забирухин плескал ему на штаны кофе:

— Вы не смеете приватизировать всех олигархов! — запальчиво выкрикнул он. — Сначала заарканили Фризе, теперь протянули свои жадные ручонки к кошельку Некваса! Наш корифей вышел из берегов!

И он, круто развернувшись, бодро зашагал к выходу. Только жидкая косичка смешно болталась по плечам.

— Диомид Степаныч! — окликнула его статная черноволосая буфетчица. — Вы забыли расплатиться!

— Через час загляну! — буркнул Диомид Степанович и скрылся в дверях.

Забирухин сел и поставил на столик чашки. Сыщик почувствовал, что режиссер слегка смущен. Наверное, посчитал, что информация о спонсорстве Некваса всплыла преждевременно. Подвинув Фризе одну из чашек, он доложил:

— Решил побаловать вас хорошим коньячком.

Давно уже на студии продавали коньяк «в открытую», во время рабочего дня, но некоторые «творческие единицы» считали особым шиком выпить его из кофейной чашки. Как во времена всенародной борьбы с алкоголизмом.

Коньяк оказался таким же поганым, как и новость, которую преподнес Владимиру режиссер:

— Знаете, Владимир Петрович, я вовсе не искал нового спонсора. Так уж получилось: Петр Григорьевич со своей Ксэной, — он всегда называл супругу олигарха не Ксенией, а Ксэной, — подсел ко мне за столик на одном банкете — кажется, по случаю вручения каких-то статуэток…

— Не «Оскаров»?

— Да нет! Кто бы его туда пригласил? Наши статуэтки, наши. «Лолита», что ли?

Фризе не стал возражать. «Лолита» так «Лолита».

Важно, что в их деловые отношения встрял Неквас! Вот откуда взялась у Забирухина смелость отказаться от самого важного для Фризе условия их договора: Гарденский должен играть в фильме роль положительного героя! Сыщику не терпелось услышать, о чем же договорился Семен Семенович за его спиной с этим щелкунчиком.

— Ну, вот, подсел… Я спросил его про мировой кризис, он меня про будущий блокбастер. — Забирухин не торопился выкладывать свои козыри. — Вы знаете, Владимир Петрович, у Некваса очень оригинальный взгляд на мировой спад экономики.

— Не тяните волынку, — прервал Фризе собеседника.

— Он так элегантно, так ненавязчиво предложил свою супругу на одну из ролей в фильме, что я