Читать книгу "Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман"

показывали, что у части курсантов не было никакого желания штурмовать Кронштадт. 6 марта политотдел Северного участка докладывал о настроениях в Сводном курсантском полку: «2-й батальон. Настроение удовлетворительное, на лед не пойдут, плохое настроение в 5-й роте (Московская). Меры приняты, посланы надежный коммунист и агитатор. ‹…› Комсостав удовлетворительный, но завлечь на лед не может»[380]. Непонятно, что значит – «удовлетворительные настроения», но «на лед не пойдут». Их привезли для штурма, а они отказываются наступать. Тогда в чем «удовлетворительное»? В том, что курсанты не устроили восстание и не перерезали коммунистов, или в надежде, что они не перебегут к мятежникам? Очень характерное замечание: «завлечь на лед не может». Но даже в 1-м батальоне, где настроение было лучше, готовности наступать не было: «…часть курсантов в не боевом настроении из-за боязни взрыва льда»[381]. Присланные агитаторы-коммунисты не смогли повлиять на курсантов. В политсводке Северного участка за 8 марта сообщалось: «2-й батальон курсантов – настроение перед наступлением было плохое, не желали идти в наступление. После ряда увещеваний из 3-й роты согласилось 90 человек идти (в большинстве коммунисты) в наступление, это подбодрило других, из остальных рот присоединились еще 100 человек. Прибытие саперной роты петроградских курсантов, настроенных по-боевому, подбодрило остальных, кроме 6-й роты и школы 92-го полка», но к началу штурма настроение ухудшилось: «…1-я и 2-я роты долго колебались, идти или не идти в наступление, ‹…› – требовали более решительного артиллерийского огня, боялись льда и фортовых укреплений. После решительных мер со стороны командиров и комиссара и присланных коммунистов роту удалось заставить пойти в наступление»[382]. Но часть курсантов все-таки в наступление не пошла, они настолько решительно поддерживали кронштадтцев, что не только отказались штурмовать Кронштадт, но и заставили 36-ю батарею не открывать огня, заявив, что в этом случае «всех артиллеристов заколют штыками». В сводках особого пункта № 6 г. Сестрорецка 11 марта сообщалось о принятых против них мерах: «5-я и 6-я рота Петроградских курсов с Лисьего Носа сняты в тыл для фильтрации и удаления лиц, не давших открыть огонь 35-й батареи по противнику»[383]. О том, как вели себя наступающие во время штурма, мы расскажем ниже. Приведем часть интервью одного из курсантов, перешедшего во время первого штурма на сторону кронштадтцев и участвовавшего затем в боях на их стороне, а после захвата Кронштадта ушедшего в Финляндию. Курсантов привезли на Северный участок, пообещав «…хлеба хорошего дать и обедать. Спрашивали: пойдете в атаку на Кронштадт? Мы говорили, – давайте обедать, а там посмотрим. Дали нам хороший обед, хлеба по нескольку фунтов. Мы ели и говорили: не пойдем. Тогда прибавили по 6 политруков на каждую роту и стали нас уговаривать. Это ‹…› 7 марта. Но дали нам опять хлеба, всего вышло по 5 фунтов, опять уговаривают. Назначили атаку сначала на 10 ч. утра, потом в 12 ч., потом – в 6 вечера. Мы все отказываемся. Пробовали нас обманывать. Две пошли, а вы не идете. Мы тогда выслали разведку, та доносит, что и другие роты не идут. ‹…›

8-го утром прибегает к нам матрос коммунист с бомбой и кричит: выходите, сукины дети, не то всех перебьем. – Но мы думаем, делать нечего, – продолжает курсант. Пошли, говорим, в атаку»[384]. Рассказ довольно своеобразный, но главное в нем то, что в атаку даже курсантов приходилось посылать под угрозой немедленной расправы.

Настроение обычных армейских частей было еще хуже. Даже в тех немногих подразделениях, где красноармейцы полностью осуждали кронштадтцев и считали, что ими командуют белогвардейцы, велись следующие разговоры: «Как же мы будем стрелять в матросов? Ведь они обмануты. В генералов и белогвардейцев мы стрелять согласны»[385]. Особенно тревожным было положение на Южном участке 7-й армии, где находился 561-й стрелковый полк, состоящий из кубанцев, как и 560-й, стоящий в Кронштадте и активно участвующий в его обороне. Зная о настроениях в этой части, командование 7-й армии решило прибегнуть к репрессиям. 6 марта на собрании команды пеших разведчиков полка красноармеец В. И. Егоровский зачитал составленную им резолюцию о присоединении к восставшим. Но коммунисты быстро закрыли собрание, а Егоровского арестовали и 7 марта приговорили к расстрелу: «Настоящий приговор, ввиду сложившейся на фронте под городом Кронштадтом боевой обстановки и в целях поднятия боеспособности воинских частей, привести в исполнение немедленно. Настоящий приговор окончательный. ‹…› Обжалованию не подлежит»[386]. В сообщении 1-го Особого отделения 7 марта говорилось о «политическом и боевом состоянии воинских частей Южной группы, ‹…› настроение кр-цев 561 стр. полка среднее. Боевой дух – желательный. В бой с матросами вступят охотно, если придется, но слабая сторона в том, что парализован означенный полк, что в Кронштадте находится 560-й полк, где те же кубанцы, знакомые станичники, близкие друзья и у некоторых братья и т. п., вообще люди связаны любовью к друг другу. Отсюда вытекают две стороны; с одной стороны, негодование на взбунтовавшихся матросов, а с другой стороны, любовь к более близким их душе станичникам. Сравнивая эти две стороны, мы можем ясно себе представить, насколько они могут пагубно отразиться на ходе военных действий»[387]. Председатель выездной сессии Ревтрибунала после вынесения смертного приговора Егоровскому сообщил командующему Южной группы и начальнику среднего участка Южной группы Дыбенко о ненадежности полка, отметив «…неудовлетворительное состояние полка в боевом и политическом отношении»[388]. Его успокоили, сказав, что полк будет играть второстепенную роль. Сразу же после провала наступления он сообщил об этом Тухачевскому. Но войск было мало, и использовали каждую находящуюся под рукой воинскую часть. Отдельный Кронштадтский полк, входивший в состав Южной группы, также был совершенно не готов к активным боевым действиям. Зам. начальника 1-го Особого отделения И. Юдин 5 марта сообщал: «Строевая подготовка Отдел. Кронштадтского полка слишком слабая, на что необходимо обратить серьезное внимание, ибо этот полк был караульным и при формировании нагружался хозяйственными работами, в силу чего кр-цы не смогли проходить строевой подготовки, на что, с другой стороны, и Штаб обратил халатное внимание. Особенно слабая единица в этом полку пулеметная к-да, где 50 % неподготовленного состава, а остальные мало умеют обращаться с пулеметами»[389].

4. Атака

Основные силы для атаки были сосредоточены на Южном участке, в т. ч. 85 орудий, из них 8-12-дюймовых. Тухачевский приказывал: «Штурм крепости произвести с южной стороны ее, с одновременным овладением городом по следующим соображениям:

1. Южное направление наиболее короткое и, следовательно, дающее возможность в кратчайший срок и с потерей меньших сил достигнуть цели.

2. Наш