Читать книгу "Что таится за завесой - Харпер Л. Вудс"

почему я не сделала этого с лордом Байроном, в дополнение к смерти, к которой я его приговорила, заключалась в том, что для отсечения члена мне бы пришлось прикоснуться к нему.

А от этого я бы отказалась в любом случае.

– Узнаю свою детку, – сказал Кэлум, поджимая губы движением, которое только привлекло к ним внимание.

Мне захотелось наклониться вперед и вонзить зубы в пухлую, соблазнительную плоть. И чтобы от укуса потекла кровь. Все это было так непохоже на меня. Раньше я радовалась, что могу защитить себя, но я никогда не считала себя особенно жестокой.

До тех пор, пока метка фейри не забрала у меня все, что, как мне казалось, я знала о себе. Она меняла меня с каждым часом, все больше и больше превращая в ожесточенную, наполненную яростью женщину. Тьма, таившаяся внутри меня, казалась ошеломляющей в те моменты, когда я обостренно реагировала на нелепые комментарии Кэлума и его желание разозлить меня.

Он толкал меня, бросал мне вызов, но не делал ничего такого, что заслужило бы мой гнев. Он даже спас мне жизнь. Так что же такого было в этом безумно красивом мужчине, из-за чего я постоянно колебалась между желаниями подраться с ним и поцеловать его?

– Я не твоя детка и вообще не твоя, – сказала я, укладываясь на землю рядом с ним.

Я постаралась сохранить между нами расстояние, чтобы тела никак не соприкасались. Крепилась, не позволяя показать, насколько мне холодно, и, стиснув зубы, сдерживала дрожь, которая хотела прорваться сквозь челюсти.

– Посмотрим, как долго это продлится, – со смешком возразил Кэлум, поворачиваясь ко мне.

Он медленно придвинулся ко мне по траве, пыли и мертвым сухим листьям, служившим нам постелью. Они шуршали, и этот звук раздражал меня, пока я смотрела на последний, едва заметный намек на свет в небе. Вскоре на нем будут сиять только луна и звезды.

По запястью у меня что-то скользнуло. Я пискнула как можно тише и оттолкнула это. На руку мне опустилась крепкая мужская рука, и я с облегчением вздохнула. Это была всего лишь рука. Рука человека. Без чешуи, без слизи. Ничего особенно страшного, как я подумала сначала.

Хотя некоторые ночи, проведенные в библиотеке лорда Байрона, заставляли меня думать, что вряд ли есть на свете что-нибудь более страшное, чем человек, который не получает того, чего хочет.

– Что ты делаешь? – спросила я, отпрянув, когда Кэлум крепче обнял меня и прижал к своей груди.

Он был таким теплым, само его тело излучало тепло, которое проникало в меня, согревая, когда я прижимала свои замерзшие руки к его животу.

– Ты замерзнешь, – просто сказал Кэлум, и это была правда.

Тени скрывали выражение его лица. В темноте я видела только очертания скул. Он взялся за свой плащ, в который я завернулась для тепла, расстегнул его у горла и накрыл нас обоих. Потом подсунул мне под шею свою руку – как подушку.

– Поспи немного, детка. Сначала я посторожу твой сон.

Я кивнула и была готова поклясться, что мой разум не позволит мне заснуть, когда рядом неизвестно кто. Никто и никогда не обнимал меня просто так. И никогда я не лежала с мужчиной просто так. Несмотря на весь свой опыт физических отношений с причинением боли руками лорда Байрона и поспешными моментами страсти, которые я испытала с Лорисом, я ничего не знала о настоящей близости.

Сейчас мне казалось, что нет ничего более интимного, чем ощущение дыхания Кэлума, от которого волосы у меня слегка шевелились, чем его ритмичное сердцебиение, мягко бьющее мне лицо, когда я свернулась калачиком и придвинулась ближе к нему. Для тепла, заверила я себя, когда он переместился, и, закрыв глаза, почувствовала его взгляд на своем лице. Мягкость прикосновения его губ к моему лбу вызвала покалывание в затылке, когда усталость и опустошение наконец накрыли с головой.

Однозначно для тепла.

16

Утром, поев, мы снова отправились в путь. На завтрак Кэлум раздобыл быстроногого зайца. Ему удалось поймать его, пока я еще спала. Он так и не разбудил меня ночью, чтобы я сменила его на посту, и я так и не поняла почему: то ли он и сам заснул, то ли боялся, что я действительно могу оторвать ему яйца, пока он спит.

Я крепко проспала всю ночь и проснулась, во всяком случае, намного позже, чем он, и, к моему немалому разочарованию, мы продолжили путь к Полым горам.

Платье, которое Кэлум сорвал с бельевой веревки, было на размер меньше, и его ткань, плотно облегая меня, сдавливала тело так, что дышать становилось трудно. Но альтернатива у меня оставалась только одна – снова надеть свое тонкое, непросохшее и грязное платье, в котором было столько дыр, что и сосчитать невозможно.

Пока мы шли, Кэлум молчал большую часть дня, позволяя мне вариться в своем горе. Даже просто находиться рядом с ним казалось предательством по отношению к Брану – ведь он хотел, чтобы я держалась от опасного мужчины подальше и шла своей дорогой. Но совершить столь долгое путешествие до безопасного места, которым для меня могли стать горы в Рошпаре, я бы в одиночку не смогла. Я не знала дороги. Не умела ориентироваться в лесу, как Кэлум, который лишь время от времени доставал из кармана брюк компас с гравировкой.

В ногах у меня пульсировало от бесконечного движения, ходьбы и неровной местности – я оказалась абсолютна не готова к такому путешествию. Мои полуночные прогулки к Завесе в счет не шли: их невозможно было сравнить с ровным темпом, который без устали задавал Кэлум.

Мы подошли к еще одной впадине в долине, к провалу с неровным склоном, с которого можно было легко свалиться, если бы мы осмелились продолжить путь в темноте прошлой ночью. Кэлум спрыгнул вниз и плавно и устойчиво приземлился на ноги, согнув колени, чтобы смягчить удар. Он встал и повернулся ко мне лицом, когда я подошла к уступу и приготовилась последовать его примеру, задрав платье до икр. Взяв меня за талию, Кэлум приподнял меня и, притянув к себе, опустил на землю, как делал уже много раз. Я смотрела на него сверху и сопротивлялась желанию запротестовать. Было в Кэлуме что-то этакое: необходимость окружать вниманием кого-то, благородство джентльмена, который не мог позволить мне самой заботиться о себе. А я так долго заботилась о себе сама, что часть меня хотела, чтобы обо мне хоть раз порадел кто-то