Читать книгу "Русский в Англии: Самоучитель по беллетристике - Борис Акунин"

Глава вторая, в которой происходит военный совет

Однако если бы Николай Гаврилович видел переполох, поднявшийся в доме после его отбытия, то убедился бы, что «кавалерийский налет» был не вполне безуспешен.

Хозяин Парк-хауса пребывал в необычном состоянии нервической ошарашенности.

Какое унижение! Сидеть мокрому, голому, залепленному целебной тиной и сохранять учтивость, слушая визгливый, по-волжски окающий голосишко из-за двери. Что за варварская дикость – нагрянуть без объявления! Это у них в Саратове так дьячок к пономарю на рюмку водки является.

Потрясение было еще сильней из-за того, что, лежа в пахучей жиже, как раз думал про него, Чернышевского, – как часто в последние месяцы. И когда Натали объявила, что предмет тревожных мыслей тут, во плоти, захотелось перекреститься. Вот уж воистину think of the devil[85]!

О Чернышевском приходилось думать часто, потому что в России было нехорошо.

Вообразите: еще недавно, год иль два назад, ты сиял с недосягаемой яркостью, как Луна на полночном небе. Вокруг светились звезды и звездочки, зная свое место. И вот одна из них, крикливо-огненная, стала расти, словно опухоль, заслонила своим наглым блеском половину горизонта. Имя второго светила было «Чернышевский», и многие, о сколь многие, повернулись в ту сторону. А зачем, спрашивается, нужны две Луны? Слава богу, на Земле живем, не на Марсе.

Больней всего, конечно, предательство молодежи. Давно ли засыпали восторженными письмами, просили совета и наставления. Теперь их кумир – глумливый писака из «Современника». Спрос на «Колокол» падает. Пришлось снова сократить тираж.

Ах, легко покорить дуру-публику безответственным критиканством, принимаемым за смелость! И легко быть смелым в нынешние травоядные времена. Попробовал бы он при царе Николае, как мы!

И потом, бичевать мерзости власти мы все умеем. А в чем твоя программа? Что ты, собственно, предлагаешь?

Это Александр Иванович кипятился, всё не мог успокоиться уже после ухода гостя, который был много хуже татарина.

Сердита была и Наталья Алексеевна.

Боже, какое впечатление произвела она на самого важного (после Искандера, конечно) деятеля передовой России! В затрапезном платьишке, в старушечьем платке и в папильотках! А как неумно себя вела, как постыдно заговорила! Упрекнула борца за свободу в бесцеремонности, да еще велела приходить в воскресенье, со всеми мизераблями! Ужасно, ужасно…

Первым взял себя в руки Александр Иванович.

– Проведем военный совет по поводу субботы. В Бирмингем я, конечно, не поеду. Нужно хорошенько подготовиться. Выяснить у наших, зачем и с чем он заявился.

Он потер чело, похожий на Кутузова в канун Бородинской битвы.

– Так. Первое: прислуге дать выходной. Иначе он потом раззвонит на весь Петербург, что.

– Видел он уже их, – простонала Наталья Алексеевна. – На Жоржа так и вылупился. Ославит тебя рабовладельцем.

– Скажу, что раз в неделю у нас день уборки, приглашаем наемных работников, – решил проблему полководец. – Второе. Этот пасквилянт в России будет перевирать и передергивать, выставляя себя в выигрышном, а меня в жалком свете. Поэтому внимательно смотри, слушай, запоминай. Записывать не надо – много чести, но гляди пристально. Пускай помнит, что при разговоре был свидетель. Третье. Обеда не нужно, а то Франсуа своими гастрономическими кунштюками произведет неправильное впечатление. Пожалуй, подай нам чаю. И без шоколадов. Печенье, шортбреды – скромно.

– «Слушай, запоминай, подай»? – возмутилась Наталья Алексеевна. – По-твоему, женщины только на это и годны?

– Ты права, – кивнул Александр Иванович. – Он не преминет потом воткнуть шпильку. У Герцена, который ратует за равноправие полов, жена в прислугах. Сделаем чай по-английски. Каждый будет наливать из чайника сам. Но в беседу все же не встревай. Чтоб не вышло, как тогда с Тургеневым.

– Это низко – всё время напоминать мне одно и то же. – Глаза Натальи Алексеевны моментально наполнились слезами, была у них такая интересная особенность. – Подумаешь, немного увлеклась. Он, между прочим, слушал меня с большим интересом.

Тут ей пришла в голову идея, от которой слезы столь же мгновенно высохли.

Unknown artist. Three Women at Tea. 1860s. Legion-Media.

– Нужно обязательно позвать Николая. Он смертельно обидится, если ты его не пригласишь на встречу с таким гостем.

– С таким гостем? – фыркнул Александр Иванович. – Не хватало еще выстроиться всем личным составом, как на высочайшем смотру. Этот ферт и так о себе гигантского мнения. Нет, Огарева не надо. Еще ляпнет что-нибудь.

Спорить она не стала, но решила поступить по-своему. Дама в окружении трех мужчин будет смотреться ком-иль-фо. Говорят, Чернышевский увлекается французской революцией. Вот и будет ему салон мадам Ролан, где интереснейшие мужчины эпохи вращались вокруг еще более интересной женщины.

– Как скажешь, друг мой, – кротко молвила Наталья Алексеевна, чувствуя уже не досаду, а приятное волнение.

Глава третья, в которой Лондон взвешивают

Дельный человек не умеет сидеть без дела и к времени относится как к оборотному капиталу – попусту не тратит. Потому вынужденная двухдневная пауза была потрачена с пользой – на анализирование Англии, верней города Лондона, ибо на осмотр прочих частей острова досуга не имелось.

Ум у Джабраила был быстрый, заключения – точными и окончательными, последующей ревизии не подлежащими.

Город Лондон был взвешен и найден легким. Превыше всего ценя материальную видимость, Николай Гаврилович с большим уважением относился к архитектуре – разумеется, не в смысле красоты, а в смысле целесообразности.

В архитектурном отношении британская столица никуда не годилась. Два самых примечательных сооружения были абсолютно бессмысленны: круглоголовый храм святого Павла, посвященный религиозной химере, и часовая башня Большой Вениамин, вообще ни за чем не нужная. Порадовал только Хрустальный дворец, превосходный каркас из железа и стекла, выстроенный для Всемирной выставки.

A. Butler. Exterior of the Crystal Palace, from Kensington Gardens. 1851. Science Museum (London).

На него Джабраил смотрел долго, представляя себе многоэтажные жилые дома будущего, где вся жизнь ячеек общества, ныне именуемых «семьями», будет видна за прозрачными стенами, ибо никаких шторок-занавесок, конечно же, не понадобится – честным и счастливым людям скрывать нечего. Это сейчас все шу-шу-шу, да тайком, да в потемках, а станет совсем иначе. Открытая Россия – вот что будет. Дружная, живущая одним духом, одной волей, одной целью. Доверяющая своим лучшим людям, которые и научат, и поведут, и вразумят.