Читать книгу "Игра в обольщение - Дженнифер Эшли"

— Я оставила тебе записку, — едва слышно сказала Эйнсли.

— К черту ту записку. Закрой дверь.

— Что ты здесь делаешь? — удивилась она, подойдя к нему.

«Ну почему он так красив в своем потрепанном килте для верховой езды и в грязных сапогах?»

— Я приехал навестить свою любовницу.

— Понятно, — замерла Эйнсли.

— Я имел в виду тебя, Эйнсли.

— Я не любовница тебе.

— Тогда — свою любовь. — Кэмерон уселся на диване, даже не пригласив сначала сесть ее, достал из кармана фляжку и сделал внушительный глоток.

— Ты говоришь так, будто мы герои какого-то фарса. — Эйнсли села на стоявший рядом стул. — Готова поспорить, что ее светлости ты не сказал, что приехал навестить свою любовницу.

— Она просила совета насчет лошади, — пожал плечами Кэмерон, сделав очередной глоток из фляжки, — и я решил дать его ей лично.

— Очень разумно.

— Королева любит поговорить о лошадях.

— Любит, — кивнула Эйнсли. — Я сказала тебе, что сообщу о своем решении после «Сент-Леджера». Мне нужно время, чтобы подумать.

— Я передумал. — Кэмерон положил ногу на ногу. — И хочу услышать твой ответ сейчас.

— Уж не означает ли это, что ты прибыл сюда, чтобы похитить меня? Учти, здесь есть охрана.

— Да нет же, черт возьми. Я прибыл, чтобы убедить тебя.

— Вы самонадеянный человек, Кэмерон Маккензи.

— Я ужасно нетерпеливый. — Кэмерон сунул фляжку в карман. — И я не понимаю, зачем ты так торопилась вернуться сюда на роль лучшей служанки королевы.

— Мне нужны деньги, — развела руками Эйнсли. — Я небогата, и мой брат не обязан всю жизнь содержать меня.

— Я говорил, что дам тебе денег. — Взгляд Кэмерона скользнул по ее платью. — Ненавижу, когда ты в черном. Почему ты продолжаешь это носить?

— Я одеваюсь так, когда работаю у королевы. И ношу это платье, потому что Джон Дуглас был добрым, заботливым человеком, и он заслуживает, чтобы о нем помнили.

— Ну да, добрый и заботливый. Полная противоположность Кэмерона Маккензи.

— Ты тоже можешь быть добрым и заботливым. — В голосе Эйнсли звучали сердитые нотки. — Я видела это.

— И все же скажи: почему ты вышла замуж за Джона Дугласа? Похоже, этого никто не понимает: ни твои ближайшие друзья, ни даже Изабелла.

Эйнсли не хотелось говорить о Джоне с Кэмероном.

— Ты уговаривал ее посплетничать, да?

— Я вынужден это делать, мышка, потому что ты не отвечаешь на прямые вопросы. Но скажи мне вот что, — Кэмерон перехватил ее взгляд, — ты носила его ребенка?

Глава 17

— Что? — задохнулась Эйнсли.

— Я видел следы растяжек у тебя на животе, Эйнсли, и прекрасно понимаю, что они означают. У тебя был ребенок.

Никто этого не знал. Только Патрик, Рона и Джон.

Даже три других брата Эйнсли, которые во время поспешной свадьбы Эйнсли были далеко от Рима, не знали всех подробностей.

Эйнсли встала со стула, прошла к двери и закрыла ее. Кэмерон не двигаясь наблюдал, как она вернулась на свое место.

— Ребенок прожил один день, — тихо обронила она. — Но это не был ребенок Джона.

— Чей же тогда?

— Я познакомилась в Риме с молодым человеком, влюбилась и позволила ему соблазнить себя. Думала, он обрадуется, узнав, что я беременна, и женится на мне. — «Как можно было быть такой наивной», — подумала Эйнсли. — Но именно тогда он и сообщил мне, что женат и что у него есть двое собственных детей.

Кэмерон не спускал с нее глаз, чувствуя, как внутри его закипает ярость.

Эйнсли, прекрасную, пылкую, невинную Эйнсли, использовал и отверг жиголо.

— Кто он? — только и спросил Кэмерон.

— Это было давно, — покраснев, подняла на него глаза Эйнсли, — и я уверена, что он назвался мне выдуманным именем. А я была слишком молода и очень глупа и верила каждому его слову.

— Черт, Эйнсли…

Внутри Кэмерона все бушевало. Ему хотелось отправиться на континент, найти мерзавца и задушить его. Этот эгоистичный подлец разрушил жизнь Эйнсли раньше, чем она успела почувствовать ее вкус.

— Вот почему ты вышла замуж за старика и просто похоронила себя.

— Патрик с Роной взяли меня с собой в Рим, — с грустной, полной сожаления улыбкой продолжала Эйнсли, — чтобы познакомить меня с искусством. Научить меня быть женой культурного человека. А потом…

Она даже сейчас помнила выражение лица Патрика, когда обо всем рассказала ему… Но ее любимый брат сумел справиться со своим разочарованием и позаботился о ней.

Эйнсли помнила, как ночами проливала слезы, стыд и предательство терзали ее юную душу. Кроме того, она уже знала: чтобы спасти ее репутацию, брат отдает ее замуж за мужчину почти в три раза старше ее.

Патрик добрый, но твердый по характеру человек, который прекрасно знает этот жестокий мир. Рона поддерживала Патрика. Эйнсли предстояло выйти замуж за Джона Дугласа, и сделать это очень быстро. И еще она должна была показать всем, что этот выбор для нее счастливый.

Джон Дуглас пришел к ним в дом, который Патрик арендовал в Риме. Это был высокий седоволосый человек, взгляд его голубых глаз был теплым и вместе с тем озабоченным. Эйнсли встречала его и раньше, но не обращала на него особого внимания, он был для нее просто одним из знакомых Патрика. Теперь он пришел, чтобы стать ее мужем.

Джон был само терпение, и когда Патрик с Роной оставили их наедине, Джон Дуглас взял Эйнсли за руку и опустился на одно колено. Его пожатие было теплым, надежным и даже уютным.

«Знаю, что я не тот человек, которого ты хотела бы видеть своим мужем, — сказал он. — Молодая леди хочет себе в мужья энергичного, молодого мужа, правильно? И я знаю почему. Но я обещаю тебе, Эйнсли, что буду заботиться о тебе. Не могу обещать сделать тебя счастливой, потому что этого никто не может обещать, но я постараюсь. Ты позволишь мне?»

Он был добр и прекрасно осознавал, что Эйнсли, которой едва исполнилось восемнадцать, готова была скорее умереть, чем выйти замуж за старика. И когда она расплакалась, он усадил ее на диван с собой рядом и стал успокаивать. Эйнсли прильнула к нему, понимая, что хоть они и странная пара, но Джон — настоящий мужчина и хороший человек.

В общем, Эйнсли сказала Джону Дугласу, что она, конечно, будет счастлива выйти за него замуж, и поклялась быть хорошей женой. Бедняга, не его вина, что она его не любила.

Джон вытер ее слезы, достал из кармана серебряное ожерелье, которое, как он сказал, принадлежало его матери, и застегнул его у нее на шее. Оно и сейчас было там, спрятанное под высоким воротничком её черного платья.