Читать книгу "Игры скорпионов - Марта Таро"

— Эдвард, получается, что отец лишил меня возможности выделить хоть что-нибудь из имущества брату? И вы не собираетесь оплачивать расходы, связанные с Джоном?

Для Чарльза картина уже сложилась, но ему требовалось подтверждение от поверенного.

— Всё так, ваша светлость. Одна из основных причин, по которой герцог создал этот фонд, — забота о продолжении рода и передаче титула. Лорд Джон не рассматривался как наследник. Ваш отец считал, что, пока его старший сын участвует в военных действиях, Гленорги рискуют остаться без наследников, а майорат и титул могут отойти короне.

— Значит, Джона отец просто вычеркнул, — констатировал Чарльз. — У старика вместо сердца всегда был камень.

В кабинете повисло неловкое молчание. Наконец Торнтон смущённо кашлянул и впервые на памяти своего доверителя завёл разговор на личные темы:

— Простите меня за дерзость, ваша светлость, но я слишком долго знал вашего отца, поэтому помню его совсем другим человеком. Герцог разительно изменился после смерти вашей матушки. Он слишком сильно любил свою молодую жену, и когда та, рожая вашего брата, умерла, герцог почти обезумел. Просидев взаперти год, он вернулся к делам, но стал совсем другим человеком.

В год смерти матери Чарльзу исполнилось десять, поэтому он прекрасно помнил своё тогдашнее отчаяние. Лишь тётка Ванесса помогала несчастному мальчику пережить горе, отец же всегда был недоступен или беспощадно суров.

Чарльз уже оценил подготовленную для него ловушку. Он даже не мог отказаться от наследства: место Гленоргов в палате лордов теперь принадлежало ему, а самое главное, казалось невозможным, что поверенный и впредь будет из милости содержать Джона. Оставалось одно: написать прошение об отставке, принять наследство, а потом найти младшего брата и увезти его в Гленорг-Холл. В конце концов, как сказал Торнтон, поместье процветает, и можно снова начать выращивать скаковых лошадей. Чарльз делал это прежде и неплохо зарабатывал. Впервые за восемь лет он разрешил себе задуматься, в каком состоянии находится его скаковая конюшня. Тогда, передав своих лошадей в руки старшего конюха, Чарльз запретил себе вспоминать о любимом деле. Слишком уж это было больно. Отец ведь мог всё разрушить — после злополучной ссоры старый герцог впал в дикую ярость. Уже подзабытая тупая боль шевельнулась в сердце Чарльза: разрыв с отцом и потеря любимого дела так и остались незаживающими ранами. Но что толку сейчас плакаться? Нужно взять себя в руки. Пора заканчивать разговор.

— Эдвард, я благодарю вас за помощь, оказанную моему брату, и терпение, проявленное ко мне. Сейчас у меня осталось лишь одно желание — найти Джона, а потом я подумаю над завещанием отца, — спокойно сказал Чарльз, пожал поверенному руку, забрал со стола деньги и направился к выходу.

«Подлинный Гленорг», — глядя ему вслед, признал Торнтон.

Сын до смешного походил на отца внешне, но это оказалось не самым главным. Чарльз унаследовал мощь, волю и силу духа покойного герцога. Торнтону стало любопытно, увидит ли он Чарльза принявшим наследство или тот всё-таки вспылит, а тогда уже пошлёт к чёрту и титул, и завещание, и палату лордов.

Глава двадцать вторая. Предрассветный час

Чарльз скитался по притонам Сохо. Время уже перевалило за полночь, и надежда найти Джона таяла на глазах. Пора было убираться восвояси из этого злосчастного места с его вонючими лачугами, низкопробными кабаками и дешёвыми борделями. На здешних улицах просили подаяние нищие всех цветов кожи, разномастные проститутки зазывно выставляли напоказ истасканные прелести, а ярко нарумяненные юноши провожали герцога томными взглядами сильно подведённых глаз. Вся эта пёстрая публика жила своей непростой жизнью, но о лорде Джоне здесь, как видно, никто не слышал.

Чарльзу оставалось только сдаться. Если брат здесь и скрывается, то явно под другим именем. Можно, конечно, поискать ещё, но что толку? Решив сделать последнюю попытку: поспрашивать на соседней улице, а потом вернуться домой, герцог свернул за угол и сразу же наткнулся на грубо размалёванную женщину. Та живой вывеской замерла у входа в мрачный полуподвал с крохотными оконцами.

— Красавица, помоги мне, пожалуйста, — попросил герцог. — Я ищу молодого человека лет двадцати, светловолосого, с большими голубыми глазами, очень привлекательного. Его зовут Джон. Если подскажешь, где искать, я заплачу гинею.

У местных обитателей гинея считалась немыслимым богатством, но женщина долго молчала, прежде чем спросить:

— Его имя Джон Кит?

— Да, так и есть! Как мне найти этого парня?

— Деньги вперед, — отрезала проститутка, — я рискую головой.

— Но почему? — удивился Чарльз, но монету из жилетного кармана достал.

— Сами выясняйте, об этом я говорить не стану. Вы хотели узнать, где сейчас Джон Кит? Это я могу открыть вам за гинею.

Герцог протянул женщине золотой и предупредил:

— Надеюсь, ты понимаешь, что если я не найду Джона, то вернусь и убью тебя?

Чарльз чуть-чуть повёл кистью, и из его рукава в ладонь выскользнул маленький пистолет. Проститутка усмехнулась: такие повадки она воспринимала как должное.

— Идите в «Одинокий фазан» — это первый дом за следующим поворотом — и, никого не спрашивая, поднимайтесь по лестнице. Вторая комната по коридору. Только, если хотите остаться живым, больше никуда свой нос не суйте.

Женщина спрятала гинею за пазуху и, сбежав по ступенькам, исчезла за дверью полуподвала, а герцог отправился искать кабачок «Одинокий фазан». Свернув за угол, Чарльз сразу же наткнулся на это убогое заведение. Обшарпанный фасад, немытые окна и облезлая дверь, над которой болталась на ветру красная вывеска с грубо намалёванной крупной птицей, оставляли гнетущее впечатление.

«И здесь живёт мой младший брат. — Чарльзу стало совсем тоскливо. — Такая жестокость к собственному ребенку — одно из незыблемых правил нашего проклятого отца».

Герцог пересёк улицу и толкнул дверь. Большая полутёмная комната оказалась под завязку набита народом. Хотя подобной публике скорее подошло бы название «отребье».

Решив, что его тут запросто могут выпотрошить, Чарльз чуть заметно повёл локтями, и оба закрепленных в рукавах пистолета скользнули в ладони. Впрочем, не всё было так плохо: в воздухе висел густой табачный дым, а посетители не отрывали глаз от кружек с элем.

Герцог осмотрелся и увидел в левом углу зала узкую лестницу, ведущую на второй этаж. В три шага взлетел Чарльз наверх. У входа в коридор он замер, ожидая погони, но всё было спокойно, и герцог, легко ступая, двинулся вдоль стены. Вторая дверь оказалась слегка приоткрытой. За столом, что-то напевая, сидел молодой человек. Большеглазый и златовласый, он был так безупречно красив, что походил на ангела, хоть и падшего, поскольку казался совершенно пьяным. Чарльз шире приоткрыл дверь и проскользнул в комнату. Пьяный не обратил на это никакого внимания.

— Джон, собирайся, поедем домой, — сказал герцог и сильно тряхнул брата за плечи.