Читать книгу "Метро 2035. Ящик Пандоры - Шамиль Алтамиров"

Он едва помнил, как передал сталкерам тело майора. Боль внутри была слишком сильной… И Максим не понимал, отчего так плохо: что не уберег Ильина, и из-за него же погибли Василий и тот, второй… забыл. Или из-за чокнутого архивариуса, от пуль которого спас броник, а слова проникли вглубь и выжгли-вырезали что-то важное? Максим еще не разобрался, легче должно стать от этого или наоборот? Но ему было почему-то жаль нито себя, нито снова отца, а может, и что Липенко нельзя убить еще раз! Пока смог только снять остатки рваной химзы. Жив ли еще майор? Страшно спросить. Страшно услышать в ответ: нет, ты зря старался, парень, ему уже ничем не поможешь, а вот с тобой будем разбираться… Все равно. Что бы с ним сейчас ни сделали, будет лучше, чем просто сидеть, привалившись к стене. Пусть кто-то решит за него. Он устал. Как легко было раздавить гниду-архивариуса, и как трудно теперь принять последствия того, что не сделал этого раньше. Одно хорошо: Серафима в относительной безопасности. А он сам… Уж скорее бы все это закончилось.

В поле зрения оказались тяжелые шнурованные ботинки, он перевел взгляд выше. Незнакомый сталкер протягивал руку, помог встать, Максим не смотрел ему в глаза, только ощутил, как крепко сдавило пальцы.

– Спасибо.

Сталкер хлопнул его по плечу и отошел. Что бы это значило? И как там майор? Спросить он так и не смог: горло будто сдавило. Но Максим просто стоял у стальной двери, ему хотелось вернуться назад, на улицу. Туда, где на несколько секунд вдруг возникло ощущение, что он пришел, куда нужно. Здесь все не то. И там тоже. Может, пора прекратить цепляться за прошлое? Но будущее рисовалось весьма туманно и нерадостными красками. Да и не слишком протяженным по времени за все его «художества»: хладнокровное убийство брамина не самого низшего порядка и сожженные документы в Генштабе. Жалел ли он о содеянном? Ни секунды. Тогда в чем он сомневается? Он все сделал правильно. Не сожалеет. Почему же так тяжело на душе? Почему он боится отклеиться от выхода, как будто его что-то держит? Прошлое зачеркнуто, будущего не видать, но остался сегодняшний день. Теперь он понял, почему так и не прижился на Китай-городе: там эту простую мысль про сегодняшний день уяснили давным-давно, а он все никак разобраться не мог… Как все просто!

– Что случилось наверху? Куда вы ходили с Ильиным? Как погибла группа? – чеканил, как по написанному, кшатрий в звании полковника.

Лицо его казалось смутно знакомым, но военный, вопреки обычаю, не представился. Недовольный и уставший, он хмуро смотрел на Максима, которого только что привели на допрос. Проведя остаток ночи в тюремной камере, где было хотя бы тепло и сухо, Белявский успел отдохнуть и собраться с мыслями. И молчал. Как говорили: смерть одного – трагедия, смерть многих – статистика. Никогда не понимал этого, но теперь допер: потеря Липенко – точно не трагедия, а вот выживи он – и считали бы скоро статистику!

Опять задумался… А ведь военный ждет ответа.

– Ходили в Генеральный штаб. Василий с напарником погибли еще на пути туда, бандерлоги напали. Архивариус хотел найти там какой-то важный документ. Нашел. И что с ним вдруг случилось… начал стрелять. Ильин как раз спиной повернулся, подлянки не ждал. В него и попали… Я успел из комнаты выскочить.

До этих пор полковник ему верил… Не верил другому: зачем понадобилось Белявскому обратно заскакивать?! Чтобы тут же получить несколько пуль в броник, рискуя собой. Неужели за майором? Что-то не складывается.

– И что он нашел?

– Хрен его знает, бумаги какие-то. Я его почти не знал. Так получилось, что он с моим отцом знаком был. Давно. Можете даже проверить, говорят, у вас там свои архивы какие-то…

– Проверим. Дальше.

– Мы с Липенко разговаривали с Ильиным, он сказал, что организует ходку по этим делам, – коротко рассказывал Максим, стараясь не наболтать лишнего.

– Тебя зачем взяли? Ты же не сталкер.

– Зачем-то взяли. И что? Я должен отвечать за решения майора или за то, что у вашего брамина крыша поехала? Сами разбирайтесь со своими косяками, – хотелось обратно в камеру, там можно было прилечь и молчать, хотя бы еще подумать. К допросу Максим еще не был готов, не успел нарисовать правдоподобную версию событий.

– Что за бумаги? – без особой надежды на ответ спросил полковник.

– А я знаю? Нашли, у кого спросить, – Белявский отвернулся.

– Гладкий рассказ. Прицепиться не к чему, – кшатрий наклонился вперед и сжал кулаки, – если бы не ты майора притащил…

– Но его притащил я. Как он, кстати?

– Плохо. Очень плохо. Состояние тяжелое. Но пока он жив, я считаю преждевременным устраивать суд.

Максим кивнул. Он был не против суда. Молчать можно и на суде. Никто не должен узнать, что искал архивариус, иначе все теряет смысл. А он сам должен накрепко забыть проклятые пять цифр.

– С тобой-то что делать? – голос кшатрия звучал устало, запал прошел. И сидящий перед ним молодой человек снова стал составным элементом ежедневной «текучки», которую надо было разгребать и разгребать бесконечно. И края этим делам не видать. А решать что-то надо… Снова заключить под стражу? По подозрению… Так ведь уже рекомендовали старшие товарищи: допросить и отпустить, запретив покидать Полис. Отпустить?! Нет, полковник Юшкевич решил по-своему выполнить указания, определить этого Белявского в такое место, где он и под присмотром постоянным будет, и пользу чтоб приносил. А то будет тут жить еще месяц за казенный счет. Не обожрет, конечно, весь Полис-то, но непорядок. А тем временем и майор, бог даст, оклемается. И выяснится тогда, что там произошло. Все равно словам парня веры нет, он поверит только словам своего товарища. Тогда и тюрьма, и суд. И именно в таком порядке. Но не похож Белявский на вруна. Насколько говорил жизненный опыт полковника, эта братва делится на две категории: одни юлят и изворачиваются по любому поводу просто по привычке. Другие просты, как валенок, и ничего не боятся. Правду говорят легко и приятно, прямо по Булгакову. Бравируют собственной храбростью. Этот – ни то, ни се. Смотрит бесстрашно, как волчонок. Да и фамилия у него такая, что… В общем, с наскока не возьмешь. Ждать надо! Хоть и противно кшатрию бездействовать, а придется.

– Сейчас тебя отведут на Александровский сад. И оттуда – ни ногой. Это приказ.

Максим поднялся со стула и сверху вниз посмотрел на полковника. Весь в отца пошел, волчонок… Взгляд серьезный, неглупый, но какой-то обреченный. Оно и к лучшему: побег не устроит. А на посту у гермы на филевскую как раз одного человека не хватает. Не служба – каторга. Вот пусть и посидит там в воспитательных целях.

Глава 8

Скиф

Зачем сторожить наглухо закрытый гермозатвор? Сырость туннеля была непривычной, холодный металл – неуютным. Напарник – молчаливым и некомпанейским. Впрочем, его молчание раздражало поменьше, чем дурные байки Коляна с Китай-города. В этом тупиковом туннеле очень не хватало разве что занятных рассказов Романа Евгеньевича.