Читать книгу "Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - Герберт Фейс"

В ответе, сообщенном Сталиным Дэвису (26 или 27 мая) для передачи Рузвельту, говорилось о том, что Сталин разделяет желание Рузвельта организовать встречу, но не может с уверенностью сказать, когда она состоится. Сталин объяснил, что этим летом ожидает новое немецкое наступление на Восточном фронте; советские армии готовятся к нему, но испытывают нехватку самолетов и авиационного топлива. Сталин сообщил, что нельзя предвидеть, какие меры придется предпринимать России, но частично это будет зависеть от того, насколько быстрыми и активными окажутся англо-американские действия в Европе. Хотя Сталин согласился с президентом, что их встреча должна состояться в скором времени, точного ответа все-таки не последовало. Принимая во внимание надвигающуюся опасность, Сталин не мог в июне покинуть Москву и считал, что встреча может состояться в июле или в августе. Он одобрительно отнесся к предложению президента о личной встрече в присутствии всего лишь нескольких советников.

Сразу же по возвращении в Вашингтон Дэвис доложил обо всем Рузвельту. В послании от 5 июня Рузвельт поблагодарил Сталина за сердечный прием, оказанный Дэвису, и выразил удовлетворение, обнаружив совпадение взглядов по всем вопросам.

Но этот обмен любезностями вскоре подвергся суровому испытанию, когда в тот же день или днем позже Сталин получил совместное послание Рузвельта и Черчилля, из которого узнал о военных планах, принятых на прошедшей в Вашингтоне конференции.

Президенту и премьер-министру стоило большого труда составить это послание. Одной из возможных причин была та, что основная стратегия, в соответствии с принятым согласно плану «Трайдент» решениям, состояла из нескольких разделов. Другая, возможно, заключалась в следующем: они заранее предвидели, что Сталин не придет в восторг от этого послания, и пытались найти такую форму изложения, которая покажет все преимущество выбранной стратегии. Кроме того, вполне возможно, что у Черчилля с Рузвельтом были небольшие расхождения относительно выполнения достигнутого соглашения и каждый в послании к Сталину пытался склонить его на свою сторону.

Черчилль рассказал, как в Вашингтоне они с Рузвельтом до тех пор вносили поправки в текст послания, пока их каракули уже стало невозможно разобрать.

После окончания конференции глубокой ночью они все еще были не довольны текстом письма. Тогда Черчилль предложил, что он попробует на следующий день составить текст во время полета в Алжир и отправит результаты своих усилий президенту. Черчилль посчитал, что президент с облегчением воспримет его идею. Как было условлено, генерал Маршалл прибыл вместе с Черчиллем в штаб Эйзенхауэра. Президент поинтересовался, почему бы Маршаллу не полететь вместе с премьер-министром, чтобы во время полета продолжить обсуждение послания Сталину. Пролетая над Атлантикой, они в конце концов закончили письмо. Черчилль оказал доверие Маршаллу, назвав его «собранием проектов». Получив одобрение британского штаба, послание было отправлено президенту. Рузвельт внес только одно незначительное изменение, после чего со специальным курьером отправил письмо Сталину. В нем был правдиво изложен принятый план военных действий.

Ответ от Сталина пришел 11 июня. Он выразил серьезное недовольство решением о быстром выводе Италии из войны, тогда как операция через Канал отодвигалась уже на 1944 год. С его субъективной точки зрения, решение, принятое Соединенными Штатами и Великобританией, было крайне неудачным. Сталин пытался воздействовать на них различными методами, в том числе и методом убеждения, но ничто не могло поколебать упорное желание союзников дождаться необходимого момента, чтобы предпринять попытку вторжения через Канал. В довольно жесткой форме Сталин приводил серьезные аргументы в защиту вторжения в 1943 году. Это было первое послание из июньской переписки Сталина и Черчилля, в котором каждый, убежденный в собственной правоте, настаивал на своей точке зрения.

К сожалению, усилия, потраченные на поиски неопубликованной переписки, были потрачены впустую, поэтому читателю придется положиться на впечатления, полученные Шервудом от поверхностного знакомства с документами Гопкинса, и подтверждающие их описания посла Стэндли.

По-видимому, в одном из июньских посланий (по мнению Шервуда) Сталин вспоминает все обещания, которые давались ему в отношении открытия второго фронта, и заканчивает его словами, что «это можно расценивать только как преднамеренную недобросовестность со стороны западных союзников».

Были тут же забыты и признательность за разгром Германии во время североафриканской кампании, и бомбардировки Германии, и распыление немецких усилий по отражению незапланированных действий западных союзников. Один из ответов Черчилля, отправленный без согласования с Рузвельтом, опять же по свидетельству Шервуда, был «убийственный», а по словам Стэндли, «раздраженный».

В это же самое время, когда происходил обмен мнениями со Сталиным, премьер-министр во время обеда (25 июня) доверительно сообщил Гарриману, что усилия президента по организации встречи со Сталиным вывели его, Черчилля, из равновесия. Вне всякого сомнения, он был искренне убежден, что для принятия согласованных решений по общим военным и послевоенным вопросам необходимо присутствие всех трех глав государств. Черчилль опасался, что Рузвельт и Сталин будут поддерживать собственные ошибочные идеи, в особенности относительно операции по вторжению через Ла-Манш, и смогут договориться о проекте, способном нанести вред Англии. Он мог, конечно, волноваться по этому поводу, хотя, судя по имеющимся записям, Рузвельт полностью поддерживал позицию Черчилля в переговорах со Сталиным. Так, 20 июня, в связи с отправленным в этот день Черчиллем посланием, объясняющим оборонительную стратегию союзников, президент сообщил Сталину, что «премьер-министр телеграфировал вам, получив мое безусловное согласие».

Черчилля, вероятно, слегка волновала мысль, что его положение может пошатнуться в собственной стране. Но, несмотря на тревожные мысли, Черчилль откровенно сказал Гарриману, что если президент один отправится на встречу со Сталиным, то он с пониманием, безо всяких обид, воспримет его решение.

Но уже на следующее утро его живой ум попытался отыскать более приемлемый путь. Черчилль написал послание Рузвельту, в котором отговаривал его от предполагаемой встречи. Затем обговорил текст послания с Иденом, показал его Гарриману, по мнению которого, послание прекрасно выражало точку зрения Черчилля, и отправил Рузвельту. Неизвестна точная дата отправки; предположительно, 26, 27 или 28 июня.

В послании Черчилль предлагал, чтобы для обсуждения спорных вопросов перед встречей Рузвельта со Сталиным или трехсторонней встречей сначала встретились министры иностранных дел, Идеи, Молотов и Хэлл.

Затем, спустя несколько дней, рассмотрев спорные вопросы, в которых союзники потерпели поражение, Черчилль решил, что бессмысленно продолжать эту «грубую» дискуссию со Сталиным. С легким сожалением, поскольку он понимал, что Сталин надеялся на вторжение, премьер-министр прямо заявил, что всегда предупреждал о том, что действия западных союзников будут зависеть от военной ситуации и не должны приводить к бесполезному кровопролитию.