Читать книгу "Секрет моей матери - Никола Скотт"

— Там, за деревьями, есть скамья. Пойду посижу там. А ты не спеши, хорошо?

Она с благодарностью улыбнулась:

— Я скоро приду.

Глава девятнадцатая

Под вязами было очень тихо и спокойно. Май пах зеленью, росшей вокруг меня, и влагой. Сегодня было не слишком холодно и сыро, но иногда налетал легкий бриз. Вокруг не было ничего, что раздражало бы органы чувств. Я сидела неподвижно, обняв мамину сумку, и постепенно больница и семья отступили на второй план, оставив лишь мимолетное воспоминание о минувшей ночи, которое, если учесть успокаивающее воздействие серых и темно-зеленых тонов, стало чуть менее пугающим и более простым. Возможно, мне следовало полностью абстрагироваться от этого и уделять все внимание отцу, и точно так же мне следовало найти способ примириться с памятью о своей матери. Быть может, стоило начать со слов: «Я никогда не забуду день твоего рождения» и «Ты всегда была моей дочерью»…

Снова глубоко вдохнув запах мокрых вязов и прохладной сырости, я увидела среди деревьев Фиби.

Она шумно вздохнула. Глаза на бледном лице казались красноватыми. В руке моя сестра крепко сжимала скомканный платок, однако в целом выглядела сдержанной.

— Все это по-прежнему кажется таким… таким…

— Нереальным? — спросила я.

— Непривычным. — Она откашлялась и, обернувшись, снова посмотрела на могилу.

— Сложным, — предположила я.

— Грустным.

— Да, — сказала я, и Фиби опять вздохнула, а затем осторожно промокнула глаза, чтобы не размазать макияж.

Я улыбнулась ей со своего края скамьи, внимательно вглядываясь в серые глаза сестры. Узнавать эти черты было уже не так больно, поскольку глаза у Фиби Робертс были очень выразительными, но все же совсем не такими, как у меня или у мамы, а когда моя сестра улыбнулась и убрала платок, ее лицо снова изменилось — четче проступили острые углы скул.

— Насчет того дня… еще раз прошу прощения, — начала я, но Фиби остановила меня, подняв руку.

— Послушай, Адель, мне делается дурно при мысли о том, как я выглядела в твоих глазах. Давай просто начнем все с чистого листа? Пожалуйста! Забудем о том, что сначала я разыскала тебя, потом испугала, а потом ты накричала на меня и убежала.

— Начнем с чистого листа, — согласилась я и с понимающим видом кивнула.

Я не привыкла просить прощения и принимать извинения. Моя мать была королевой и выглядела соответственно: поджатые губы и выгнутые дугой брови. Венетия могла дуться целыми днями и прощала неохотно, лишь после того, как я приползала к ней на коленях мириться.

Фиби вынула из сумки газету, развернула ее, положила на скамью, сверху разложила пластиковый пакет, затем расстелила вторую половину газеты рядом с собой и поставила на нее сумку. Сама села на пластиковый пакет. Увидев, что я за ней наблюдаю, Фиби пожала плечами:

— Терпеть не могу, когда пачкаются мои вещи.

— Но почему и газета, и пакет?

— Не хочу, чтобы на брюках отпечатались последние новости.

И конечно же, я тут же ощутила, как влага проникает сквозь мои джинсы, и осознала, что спереди у меня грязные круги из-за того, что я стояла на коленях у могилы. Мне оставалось лишь с завистью покоситься на кремовые брюки Фиби, которые, несмотря на то что она сажала энотеру, сияли чистотой на фоне темно-коричневой скамьи.

— У тебя нет детей, правда? — спросила я.

— Нет, — отозвалась Фиби. — Я живу одна.

Она не стала ничего объяснять, и мы снова замолчали. Я совершенно не представляла себе, что говорить дальше. О чем можно беседовать с незнакомым человеком, который на самом деле — твоя сестра-близнец? Или с сестрой-близнецом, которая на самом деле тебе совершенно чужая? Как создать родственные узы на пустом месте? Рядом со мной сидела Фиби. Она опустила плечи — отчего ее голова оказалась на одном уровне с моей — и теребила кусочек газеты, на которой стояла сумка.

— Я совершенно не так себе все это представляла. Может быть, нам не стоит задумываться обо всем этом и лучше говорить о чем-нибудь другом? Может быть, это нас к чему-то приведет?

То есть друг к другу, по всей видимости имела в виду она.

— Да. Начинай, — предложила я.

На мою трусость Фиби ответила лишь мимолетной улыбкой.

— Моя мать, моя приемная мать, — ее зовут Мейделин Робертс, — была беременна, на восьмом месяце. У нее началось кровотечение, довольно сильное, и отец повез ее в больницу. Они живут в Бримли, это между Хоршемом и Хейуордс Хит, но в госпитале Всех Святых в Брайтоне они побывали раньше, потому что там было специальное оборудование. У мамы были какие-то проблемы со слизистой матки, и из-за этого у нее случилось несколько выкидышей. Это была самая продолжительная беременность, но мама все равно потеряла ребенка. К тому моменту ей было тридцать восемь, и они с отцом отчаянно хотели иметь детей, но когда врачи закончили операцию, было ясно, что вероятность того, что она забеременеет еще раз, очень незначительная.

Я сочувственно вздохнула и кивнула.

— Да, и в 1960 году с этим ничего нельзя было поделать. В ту ночь в госпитале родился ребенок, и его мать хотела, чтобы он попал в хорошую семью. — Фиби замолчала, давая мне время осознать, что женщина, о которой она говорит, была нашей матерью, а ребенок — она сама.

— Мои родители уже подумывали об усыновлении. Но желающих было много, и к тому же в их возрасте это было непросто. Ко всему прочему Бримли — маленький городок, где соседи постоянно судачат друг о друге и суют свой нос, куда их не просят. Купишь упаковку тампонов в аптеке, и соседи вынесут тебе бутылку с горячей водой, когда ты будешь проходить мимо их ворот. Думаю, у них случился бы удар, если бы они узнали, что мои родители усыновили ребенка. Но это было совсем другое, тайное усыновление. Никто ни о чем не узнал. Дело было верное — так она мне сказала.

— И что случилось, когда они вернулись в Бримли? — спросила я.

— Они ничего никому не рассказали, — поморщилась Фиби. — Если тебе когда-нибудь доведется побывать в Бримли, поймешь почему. Скрыть правду оказалось просто, ведь все знали, что Мейделин была беременна. Она сказала, что ребенок родился раньше срока, и, по-моему, со временем сама в это поверила.

— Угу, — буркнула я.

Было странно размышлять о том, что если бы мама ткнула пальцем в меня, а не в Фиби, этим ребенком из Бримли могла бы быть я. Мне стало интересно, вспоминала ли моя мама о Фиби, думала ли о том, что она могла быть совсем другой, не похожей на тревожную, беспокойную дочь, которая ей в итоге досталась. А я, была бы я счастливее в Бримли, чем на Роуз-Хилл-роуд?

— Полагаю, приемные родители сделали это ради меня: они хотели, чтобы я росла как все, чтобы о нашей семье не судачили соседи. Сейчас все могло бы быть иначе, хотя наш городок с пятидесятых годов почти не изменился. Стоит тебе туда попасть, и ты тут же начинаешь чувствовать, будто на тебя надели передничек и поставили к плите.