Читать книгу "Мазарини - Людмила Ивонина"

При дворе заговорили о нанесении ущерба могуществу и власти короля. Безусловно, ни о каком могуществе десятилетнего Людовика не могло пока идти и речи. Речь шла о могуществе прежде всего самой королевской власти как символа. Мазарини, не стесняясь присутствия немного растерянной Анны Австрийской, нервно и в течение долгого времени мерил шагами свой кабинет, выговаривая целые тирады в адрес непослушного парламента.

Немного испугавшись собственной смелости, магистраты выпустили несколько деклараций о верности королю. Мы не знаем, были ли эти декларации искренними, ибо Анна прямо поставила в письменном виде вопрос парламентариям, имеют ли те право противиться королевской воле. Ответа так и не поступило. Протестуя, магистраты не могли ответить, в силу того что парламент был инструментом и порождением королевской власти. Власть и особа короля для парламента должны были быть священны и не подвергаться сомнению. Время революции во Франции еще не наступило, и обсуждать подобного рода вопрос казалось святотатством.

Конфликт развивался. Парламент обвинял именно Его Преосвященство в разжигании беспорядков в государстве ради его личных интересов. Магистраты обвиняли сторонников кардинала в многочисленных взятках, для искоренения которых настоятельно требовали уголовного процесса против них вплоть до окончательного обвинительного приговора.

И вот наступил роковой день – 13 мая. Испуганный первый министр решил во многом отступить. Вообще его политика по отношению к оппозиции казалась колеблющейся и непоследовательной. Карательно-запретительные меры тут же блокировались нежеланием начинать гражданскую войну накануне заключения Вестфальского мира. Ведь осталось так немного времени…

Медлить с миром было опасно. Тогда же, 13 мая, парламент издал и другой документ: приглашение европейским суверенам объединиться с целью помочь в реформировании их собственного государства. Это уже попахивало явным предательством интересов Франции. Двумя месяцами позже, 3 августа 1648 года, Сервьен писал, что он твердо уверен в связях между врагами Мазарини во Франции и врагами Франции в Европе. Посланник кардинала на конгрессе никак не мог понять, кто из дипломатов оказался способен информировать противника за шесть месяцев до начала французской смуты о том, что она произойдет. Под противником в первую очередь подразумевалась Испания, с которой фрондеры в будущем охотно станут сотрудничать.

Поначалу по инициативе первого министра решено было в отношении парламентариев действовать запугивающе. Канцлер Сегье выступил с протестом, заявив, что создание суверенного от власти органа без согласия самой законной власти представляет собой опасность и носит предосудительный характер в отношении общественного порядка и управления королевством.

Такая тактика не подействовала, и Мазарини перешел к репрессивным мерам. 18 мая полетта была отменена для всех без исключения верховных судов. Несколько незначительных парламентариев были даже арестованы. Но желаемого эффекта это не произвело. Обстановка в Париже накалялась. Все более смелела чернь, требовавшая «пожалеть бедный угнетенный народ», а на тесных улочках столицы частенько можно было услышать, как возчики ругали прозвищем «мазарини» заупрямившуюся лошадь.

Тогда Джулио пришлось временно сдаться. Он ушел в тень, вплотную занявшись дипломатическими проблемами. С его согласия герцог Орлеанский разрешил восстановить полетту для всех высших судов, освободить арестованных и разрешил другие поблажки, означавшие восстановление статус-кво.

Но подобное отступление лишь усилило натиск парламента. В принципе обе стороны уже перешагнули грань, отделявшую мир от войны. И если одна из них хотела сделать шаг назад, два шага вперед, то другая решительно шагала только вперед. 10 июня на заседании Королевского совета Людовик XIV кассировал «акт единства» от 13 мая. В ответ парламент провел его повторное утверждение. Правительство было вынуждено окончательно капитулировать, дав разрешение на проведение совместных заседаний делегаций от всех суверенных судов Парижа.

16 июня 1648 года начались заседания в палате Святого Людовика. Депутация парламента, торжественно шествовавшая в этот день на первое заседание, была окружена ореолом победителей. Ее с восторгом приветствовала и сопровождала толпа парижан.

С 30 июня по 10 июля палата выработала и представила на рассмотрение королевы декларацию из двадцати семи пунктов, содержавшую предложение государственной реформы. В этом документе провозглашались неприкосновенность личности и имущества; заключение без следствия ограничивалось сутками; выдвигались требования отзыва из провинций всех интендантов, отмены системы откупа налогов; предлагалось на четверть уменьшить самый тяжелый налог – талью; освободить всех заключенных в тюрьму за неуплату долгов; создать палату правосудия для расследования незаконной деятельности финансистов; запрещалось также без согласия парламента учреждать новые должности и вводить новые налоги. 9 июля получил отставку человек Мазарини – сюринтендант финансов д 'Эмери. 11 июля было объявлено об отзыве из округа Парижского парламента почти всех интендантов, о сокращении тальи на 1/% и отмене недоимок по всем налогам. 13 июля парламентом было обещано создание палат правосудия для суда над финансистами; 18 июля решение об отзыве интендантов было распространено на все королевство; 20 июля магистраты взяли в свои руки утверждение эдиктов короля о налогообложении.

Все происходило исключительно быстро. Уже 31 июля королевской декларацией были утверждены все предложения и действия палаты Людовика Святого. Исключение составлял только пункт о запрете «Lettre de cachet» (запечатанных писем) – чрезвычайных указов короля, в том числе и об аресте того или иного лица. Эти письма не подлежали обычной процедуре регистрации в парламенте. Но в качестве своего условия декларация Людовика XIV (над этим пунктом очень тщательно и долго размышлял Мазарини) выдвигала требование роспуска палаты и возвращения парламента в свое обычное рабочее состояние. 1 августа парламент приступил к обсуждению королевской декларации.

В этой обстановке в Париж пришло известие о блестящей победе французской армии под командованием принца Конде над испанцами при Лансе 20 августа 1648 года. «Ну, теперь я задам этим болтунам хорошую трепку», – злорадно и радостно подумал Джулио, едва услышав об этом. Он явно переоценил силы. Как пишет об этом Ларошфуко, «кардинал, окрыленный столь крупным успехом, задумал использовать его не столько против врагов государства, сколько против самого государства, и, вместо того чтобы извлечь выгоды из этой победы тут же во Фландрии, он обратил все свои помыслы только на то, как бы отомстить парламенту».

Ларошфуко, конечно, был резок. Но, надо признаться, кардинал очень рассчитывал на поддержку молодого принца Конде, с которым незадолго до проведения этой военной кампании помирился. Они взаимно пообещали не ссориться в будущем и скрепили это обещание большим застольем, данным в их честь маршалом де Граммоном, общим другом как одного, так и другого. Все знают цену обещаниям, но даже самые хитрые и дальновидные люди нередко обманываются на сей счет. Ведь так хочется верить в собственную победу!