Читать книгу "Новак Джокович. Герой тенниса и лицо Сербии - Крис Бауэрс"

Если элементы расизма до сих пор сохраняются в сербском обществе, каково же тогда отношение там к другим меньшинствам? По западноевропейским меркам взгляды на гомосексуализм выглядят архаичными, хотя недавние дискуссии об однополых браках показали, что и в Западной Европе (особенно в Великобритании и Франции) многие до сих пор неоднозначно воспринимают сексуальные отношения между людьми одного и того же пола. Когда гей-парад в Белграде, намеченный на сентябрь 2013 г., отменили уже третий год подряд, власти поспешили заявить, что это решение было принято из соображений безопасности после угрозы проведения альтернативных маршей со стороны правых и военизированных групп. Если учесть, что Сербия претендует на членство в ЕС и ее законодательство находится под пристальным вниманием со стороны Европейской комиссии, вероятно, это был наиболее разумный выход из ситуации. Но в действительности отмена гей-парада была широко поддержана по всей Сербии, где православная церковь по-прежнему играет видную роль, а это говорит о том, что терпимость к сексуальным меньшинствам находится здесь в зачаточном состоянии.

Одна из национальных черт, в которой часто обвиняют сербов – и многие охотно признают справедливость этого обвинения, – комплекс жертвы. По мнению Уилсона, сербы «упиваются ролью жертв Европы», и в своей увлекательной книге «За кулисами» (Behind the Curtain) он пишет: «Неуверенность в себе – определяющая характеристика сербского футбола: сборная Сербии чаще других европейских команд проигрывает, теряя по ходу игры хладнокровие, а с ним и преимущество». Он полагает, что этот комплекс жертвы проистекает из поражения Сербии в Косово в 1389 г., в результате которого некогда независимая страна оказалась во власти Османской империи: «Это поражение занимает центральное место в сербской психике: сербы – несправедливо угнетенные, но блистательные неудачники».

Корреспондент «Би-би-си» в Белграде Гай Де Лони усматривает первопричину в не столь давних временах, но тем не менее утверждает, что ощущение себя жертвами остается совершенно реальным для сербов.

«Отчасти оно вызвано тем, что происходило с сербами во время Второй мировой войны. В Хорватии фашисты-усташи уничтожали сербов десятками и даже сотнями тысяч. Об этом не забыли, и когда в начале 1990-х гг. хорватский национализм возродился, сербы, живущие в Хорватии, были в ужасе. Конфликт, казалось, погасший в 1945 г., возобновился в 1991 г. Даже когда речь заходит о Гаагском военном трибунале, в Сербии считают, что с сербами обходятся гораздо строже, чем с другими преступниками, особенно с точки зрения условий освобождения под залог. Они видели, как Хорватия и Косово тратили миллионы на защиту своих военачальников и добивались оправдательных приговоров, в итоге главными злодеями оставались сербы. Но они не забудут отметить, что во время конфликта в числе перемещенных лиц сербов было больше, чем людей любой другой национальности».

Де Лони также отмечает, что «принято считать, что сербы ленивы, однако все они помешаны на физической активности. Молодежь, демонстрирующая склонность к какому-либо виду спорта, рискует попасть в спортивный лагерь, иногда даже при отсутствии каких-либо способностей».

Все это спекулятивные точки зрения, основанные на опыте общения с ограниченной группой лиц, едва ли являющиеся результатом сколько-нибудь углубленного социально-антропологического анализа. Большинство тех, кто приезжает в Сербию, встречают здесь дружелюбных, если не эмоциональных людей, в большинстве своем занятых хлопотами повседневной жизни куда больше, чем переживанием по поводу заниженной самооценки, проявлениями расизма или национального превосходства. Есть одна характерная особенность, которую наверняка отметят гости Сербии: стойкое ощущение «это мой город, а ты здесь гость», которое побуждает местных жителей брать расходы на себя, когда приезжим кажется гораздо более разумным оплачивать все из своего кармана. Но этот недостаток легко простить, так как он объясняется желанием оказать радушный прием.

Сербия, по сути, вполне готова к тому, чтобы интегрироваться в европейское сообщество. Она говорит на том же языке, что и многие ее соседи, поэтому ей легко навести мосты для общения с соседними государствами (не только с бывшими югославскими республиками, но и с Россией на севере и на востоке). Вдобавок она уже сейчас представляет собой серьезный объект для инвестиций со стороны многих ведущих международных компаний. Учитывая добросовестное отношение сербов к работе, можно предположить, что есть все условия для того, чтобы Сербия, правильно разыграв свои карты, смогла существовать в условиях европейской экономики гораздо успешнее, нежели такие страны, как Греция, Португалия и даже Испания и Италия.

Глава девятая

В болезни и в здравии

В 1961 г. Нобелевскую премию по литературе получил Иво Андрич. Запоздалой награды удостоилась его книга «Мост на Дрине», написанная в 1945 г., но переведенная на английский лишь в 1959 г. Для романа, награжденного Нобелевской премией, это сочинение на редкость малоизвестно, хотя ситуация может измениться, когда его экранизация, выполненная Эмиром Кустурицей, выйдет в конце 2014 г. (в мире искусства Кустурица играет почти такую же роль, как Джокович в мире спорта: этот сербский кинорежиссер объясняет миру, что Сербия – не только олицетворение зверств, хотя Кустурица действует в этом плане гораздо грубее и резче Джоковича).

В книге рассказывается изобилующая трагическими событиями история боснийского города Вишеграда, находящегося у самой боснийско-сербской границы; повествование охватывает период протяженностью 300 лет – начиная с того момента, когда в начале XVII в. через реку Дрину был построен мост. Это беллетристика, но прочно опирающаяся на исторические факты. Многие называют этот роман неплохим прологом к сложной и яркой истории Балкан: хотя Вишеград – боснийский город, многие его проблемы типичны для всех бывших югославских республик. В 1878 г., по соглашению, согласно которому Сербия и Черногория обрели независимость, Босния перестала быть частью Османской империи и сделалась частью Австро-Венгерской. В этом слегка сокращенном отрывке из книги описывается, как отразилась эта передача на жизни сонного городка:

«[C осени армия начала уходить], в то же время начинали прибывать чиновники, мелкие и крупные служащие с семьями и прислугой, а за ними ремесленники и разные специалисты, каких никогда раньше не было в наших краях. На первых порах они наплывали случайными волнами, занесенные попутным ветром, чтобы побыть у нас какой-то срок, живя жизнью, которой здесь жили от века, и силами цивильной власти продлить еще на некоторое время оккупационный режим, установленный армией. Между тем с каждым месяцем число чужеземцев-новоселов возрастало. Но не столько многочисленность пришельцев поражала местных жителей, повергая их в недоумение и растерянность, сколько их непонятные и безграничные планы и неистощимое рвение и настойчивость в их осуществлении… казалось, они вознамерились невидимой, но все более ощутимой сетью законов, предписаний и установлений опутать самую жизнь вместе с людьми, животными и неодушевленными предметами; все переделать и изменить вокруг себя, начиная с внешнего облика города и кончая поведением и нравами людей от колыбели до могилы… Занимались они с виду все какими-то пустячными и просто бессмысленными делами. Обмеряли луговину, метили деревья в лесу, обследовали отхожие места и сточные канавы, смотрели у лошадей и коров зубы, проверяли аршины и гири, расспрашивали людей про болезни, про количество и названия плодовых деревьев, про породы овец и домашней птицы»[1].