Читать книгу "Как информация управляет миром - Сесар Идальго Сезар"

Роберт Солоу выдвинул прототипическую модель экономического роста в конце 1950-х годов, что было весьма своевременно, поскольку именно тогда стали доступны данные, необходимые для оценки подобных моделей. Саймон Кузнец, экономист русского происхождения, который ввел понятие ВВП, завершил создание системы национальных счетов за два десятилетия до этого, что способствовало появлению экономического показателя, доминировавшего в XX веке.[149] Тем не менее при сравнении с эмпирическими данными модель Солоу работала не очень хорошо. Кузнец в своей Нобелевской речи отметил: «Более ранняя теория, лежащая в основе этих измерений, довольно узко определила факторы производства и оставила рост производительности без объяснения в качестве меры нашего незнания».[150]

«Мера нашего незнания», о которой говорил Кузнец, представляет собой то, что технически называется совокупной производительностью факторов производства (СПФП). Под СПФП экономисты подразумевают разницу между экономическим производством, предсказанным моделью, и тем, что наблюдается в эмпирических данных. (Эта разница интерпретируется как количество продукции, которое экономика может производить при данных затратах.)[151] Этот разрыв мотивировал экономистов развить идеи Солоу, и во второй половине ХХ века они выдвинули множество новых моделей экономического роста, которые усовершенствовали модель Солоу.[152] Новые модели учитывали новые факторы и новые математические инструменты для объяснения производительности факторов производства и накопления.

Однако не все экономисты согласились с тем, что использование агрегации являлось лучшим или единственным способом объяснения экономического роста и развития. Василий Леонтьев, научный руководитель Солоу и лауреат Нобелевской премии, утверждал, что основная проблема заключается в опоре на агрегаты, которые не учитывают информацию о конкретных отраслях промышленности. В 1971 году в обращении к Американской экономической ассоциации Леонтьев писал: «Прошло то время, когда лучшее, что можно было сделать с большими наборами переменных, заключалось в сокращении их количества путем усреднения или, что, по сути, является тем же самым, в их объединении в широкие агрегаты. Теперь мы можем манипулировать сложными аналитическими системами без подавления идентичности их элементов».[153] Майкл Портер, влиятельный экономист, работавший над идеей конкурентоспособности в Гарвардской бизнес-школе, также выражал озабоченность по поводу чрезмерной зависимости от агрегации. Вместо этого он выступал за использование «специализированных факторов». При обсуждении конкурентоспособности стран в своей книге «Конкуренция» Портер заметил:

Согласно стандартной экономической теории, факторы производства – труд, земля, природные ресурсы, капитал, инфраструктура – станут определять характер торговли. Страна будет экспортировать те товары, в производстве которых в наибольшей степени используются факторы, которыми данная страна относительно хорошо обеспечена. Эта доктрина, зародившаяся еще во времена Адама Смита и Давида Рикардо и прочно укоренившаяся в классической экономической теории, в лучшем случае является неполной, а в худшем – неверной… Вопреки общепринятому мнению простое наличие рабочей силы, получившей среднее или даже высшее образование, в настоящее время не является конкурентным преимуществом в конкуренции между странами. Для того чтобы послужить созданию конкурентного преимущества, фактор производства должен быть высокоспециализированным, приспособленным для удовлетворения конкретных нужд соответствующей отрасли; такими факторами могут быть научный институт, специализирующийся на исследованиях в области оптики или ресурсы венчурного капитала, используемые для финансирования фирм, создающих программное обеспечение… Конкурентное преимущество является результатом наличия институтов мирового класса, которые сначала создают специализированные факторы производства, а затем ведут непрерывную работу по их модернизации и совершенствованию.[154]