Читать книгу "Остров в глубинах моря - Исабель Альенде"

В одном из лагерей Гамбо познакомился с Туссеном, выполнявшим двойную роль — одновременно военного советника и доктора. Туссен разбирался в лекарственных травах, а также оказывал серьезное влияние на вождей, хотя в то время еще и держался на заднем плане. Он был один из немногих, умевших читать и писать, и через него хотя и с опозданием, но становилось известно о событиях на всем острове и во Франции. Никто не был знаком с мышлением белых лучше этого человека. Он родился и жил рабом на плантации Бреда, был самоучкой, всем сердцем принял христианство и завоевал уважение своего хозяина, который даже доверил ему свою семью, когда им пришлось бежать с плантации. Эти его отношения давали почву для подозрений, ведь многие думали, что Туссен предан хозяевам как слуга. Но Гамбо не раз слышал из уст Туссена, что цель его жизни — покончить с рабством в Сан-Доминго и что ничто и никто не сможет его заставить отступиться от этой цели. Личность этого человека оказалась для Гамбо притягательной с самого начала, и он решил, что если Туссен станет вождем, то он, не раздумывая, перейдет в его отряд. Букман, этот гигант с громовым голосом, избранник Огуна-Ферале, был той искрой, что зажгла пламя восстания в Буа-Каймане, но Гамбо предчувствовал, что самой яркой звездой на небе станет звезда Туссена — неказистого человека с толстыми щеками и кривыми ногами, который говорит как проповедник и молится Иисусу белых людей. И он не ошибся, потому что всего через несколько месяцев Букман, непобедимый Букман, грудью встававший навстречу вражескому огню, отводивший от себя пули ударами хлыста из бычьего хвоста, словно это мухи, в бою был взят в плен французскими солдатами. Этьен Реле отдал приказ казнить его немедленно, предвосхищая реакцию восставших рабов из других лагерей. Солдаты взяли с собой его голову, насаженную на нику, и установили ее в центре главной площади Ле-Капа, где никому не удалось бы ее не заметить. Гамбо был единственным, кто избежал смерти в той западне благодаря своей поразительной быстроте. Он-то и рассказал остальным о случившемся. Позже он присоединился к лагерю, в котором был Туссен, несмотря на то что в лагере Жанно людей было гораздо больше. Он знал, что дни Жанно сочтены. И действительно, его лагерь на рассвете был атакован, и его вздернули, не применив к нему всех тех ужасных пыток, которые сам он практиковал в отношении своих жертв, — просто потому, что на это не было времени: велась подготовка к переговорам с неприятелем. Гамбо решил, что после гибели Жанно и его офицеров настал черед белых пленников, но верх взяла мысль Туссена, что лучше бы сохранить им жизнь и использовать в качестве заложников.

Осознав масштабы охватившей колонию катастрофы, Франция выслала в Сан-Доминго комиссию, задачей которой было провести переговоры с предводителями негров, в знак доброй воли выразившими намерение отпустить заложников. Место встречи было назначено на одной из плантаций севера. Когда белые пленники, пережившие несколько месяцев созданного Жанно ада, вновь оказались недалеко от своих домов и поняли, что их привели на плантацию не для того, чтобы каким-нибудь ужасным образом умертвить, а чтобы отпустить на свободу, началась давка, и мужчины, расталкивая женщин с детьми, бросились спасаться бегством. В суматохе Гамбо постарался оказаться возле Туссена и других переговорщиков. Полдюжины больших белых, игравших роль представителей всех колонистов, сопровождали представителей власти, только что прибывших из Парижа и еще не полностью понимавших, как в Сан-Доминго ведутся дела. Чуть не подпрыгнув от неожиданности, Гамбо узнал среди них своего старого хозяина и попятился, стремясь спрятаться, но тут же сообразил, что Вальморен не обратил на него никакого внимания и что даже если бы тот его и заметил, то не узнал бы.

Переговоры проводились под открытым небом, в тени росших во дворе деревьев, и с первых же слов напряжение стояло такое, что его можно было пощупать руками. Со стороны восставших преобладали недоверие и злопамятство, а колонисты были объяты слепым высокомерием. В полном изумлении выслушал Гамбо условия мира, предложенные его вождями: свобода для них самих и горстки их приспешников в обмен на то, что остальные мятежники молча вернутся в рабство на свои плантации. Члены парижской комиссии приняли эти условия незамедлительно — трудно было представить себе более выгодное предложение, но большие белые Сан-Доминго не были намерены уступить ничего: они требовали, чтобы рабы сдались все сразу и без всяких условий. «Что они себе вообразили! Что мы будем торговаться с неграми? Пусть довольствуются тем, что спасут свою жизнь!» — воскликнул один из них. Вальморен попытался урезонить своих собратьев, но большинство в конце концов победило, и было решено ничего не уступать этим мятежным рабам. Лидеры мятежников удалились, чувствуя себя оскорбленными, и Гамбо вместе с ними. Внутри у него все пылало от возмущения, ведь он узнал, что вожди готовы были предать тех, с кем бок о бок жили и сражались. «При первой же возможности убью их всех, одного за другим», — пообещал он сам себе. Теперь он утратил веру в революцию. Но он и представить себе не мог, что в этот самый момент определялось будущее острова, потому что непреклонность колонистов вынудит восставших продолжить войну в течение еще многих лет — до победы и ниспровержения рабства.

Члены комиссии, ввиду полной невозможности совладать с анархией, сочли за благо покинуть Сан-Доминго, и вскоре прибыли другие три делегата, во главе которых стоял Сонтоно, молодой, но раздобревший адвокат. И прибыли они с шестью тысячами солдат подкрепления и новыми инструкциями из Парижа. Закон снова был изменен: теперь он наделял свободных мулатов всеми правами французского гражданина, в чем совсем недавно мулатам было отказано. Некоторые офранцуженные были назначены боевыми офицерами, и многие белые военные тут же отказались служить под их началом, выполнять их приказы и дезертировали из армии. Это подогрело страсти, и веками тлевшая ненависть между белыми и офранцуженными приобрела прямо-таки библейские масштабы. Колониальное собрание, которое до тех пор решало внутренние вопросы жизни колонии, было упразднено. Его сменила комиссия, в составе которой было шестеро белых, пятеро мулатов и один свободный негр. В обстановке все усиливавшегося насилия, контролировать которое уже было не под силу никому, губернатор Бланшланд был обвинен в неподчинении указам республиканского правительства и потворствовании монархистам. Его депортировали во Францию, закованного в ножные кандалы, и очень скоро он лишился головы на гильотине.

Вкус свободы

Так обстояли дела летом следующего года, когда однажды ночью Тете проснулась, ощутив на своем лице твердую руку, зажимавшую ей рот. Она подумала, что вот наконец и случилось то самое нападение на плантацию, которого все так долго боялись, и принялась молиться о том, чтобы смерть была быстрой, хотя бы для Мориса и Розетты, которые спали подле нее. Она ждала, не пытаясь защищаться, чтобы не разбудить детей, а также все еще смутно надеясь, что все происходящее не более чем кошмарный сон, пока в слабом свете горевших во дворе факелов, проникавшем сквозь вощеную бумагу окна, не смогла разглядеть склоненную над собой фигуру. Она не узнала его, ведь за те полтора года, которые они прожили порознь, юноша стал другим. Но он прошептал ее имя — Зарите, и она ощутила в груди вспышку — на этот раз не ужаса, а счастья. Подняла руки, привлекая его к себе, и наткнулась на лезвие ножа, зажатого в зубах. Она отобрала у него нож, и он со стоном упал на ее тело, уже готовое раскрыться ему навстречу. Губы Гамбо искали ее губы с накопленной за столь долгую разлуку жаждой, язык проскользнул в ее рот, а руки сами легли на прикрытые тонкой сорочкой груди. Она ощутила между ног его твердую плоть и уже стала раскрываться, но тут вспомнила о детях, о которых на какое-то мгновение позабыла, и оттолкнула его. «Иди за мной», — шепнула она.