Читать книгу "Неплохо для покойника! - Галина Владимировна Романова"

— Представляете, это совершенно два разных человека! — с пылом воскликнула я, стараясь не думать, что отпечатки пальцев у обоих идентичны.

— Именно это-то меня поначалу и сбило с толку, — хитро захихикал Сергей Иванович. — Именно это!..

— И что вас разуверило в вашем непонимании? — спросила я, почувствовав, как под ложечкой неприятно заныло. — Вы о чем-то узнали? О чем-то, что окончательно развеяло ваши сомнения?

— Именно! Именно, уважаемая Анна Михайловна! — Хлобыстов поднялся и двинулся к выходу. — Я был словно слепой котенок, которого тычут мордочкой в миску с молоком, а он никак не поймет, где она…

Сергей Иванович явно наслаждался ситуацией. Подобно плохому актеру, он расхаживал у двери гостиной, играя в рассуждалки. При этом театральность его позы говорила сама за себя: он то всплескивал руками, то прикладывал сжатые в щепоть пальцы ко лбу, постепенно приближаясь к кульминационному моменту. Наступил он минут через десять после его, изнуривших мою волю умозаключений.

— И тогда я задал себе вопрос! — поднял он кверху указательный палец. — Кто есть кто? И, подобно хорошему сыщику, послал своего агента по следам прошлой жизни нашего с вами героя — Алейникова.

— И что же он нашел, ваш агент?

— О! Как вы нетерпеливы, — в очередной раз сморщился в ухмылке Хлобыстов и оживленно потер рука об руку. — Ну, не буду вас мучать ожиданием и с полной ответственностью сообщу: Севостьянов и Алейников — одно и то же лицо!

— Ага, понятно, — саркастически скривила я губы. — Подобно Фантомасу, он носит маску…

— Вы почти угадали, — Сергей Иванович взялся за дверную ручку. — Только с той разницей, что эту маску ему носить вечно.

— Вы хотите сказать…

— Именно! — Хлыст почти скрылся за дверью и, словно не желая отступать от хорошо продуманного сценария, под занавес изрек:

— Его умершая жена носила до брака фамилию Алейникова и была по специальности хирургом по пластическим операциям.

* * *

— Итак, он взял после брака фамилию жены и сделал пластическую операцию лица, желая изменить свою внешность, — переваривал вслух услышанную от меня новость Семен Алексеевич, въезжая на больничный двор. — Тем самым желая навсегда откреститься от своего прошлого. Но невольно задаешься вопросом: почему он не поменял имя? Такое имя с отчеством вкупе подобно клейму на лбу.

Странно…

— Не вижу в этом ничего странного, — буркнула я, оглядываясь по сторонам. — Наглость плюс уверенность, что никто и никогда его не узнает. А мой Тимур, видимо, узнал его.

В итоге — поплатился жизнью…

— Н-да, — только и нашелся что ответить мой босс, остановив машину у маленькой железной дверцы с торца здания. — Выходи.

Я обо всем договорился. Вечером я за тобой заеду…

Я вышла из машины и, помахав рукой Семену Алексеевичу, робко потянула на себя железную дверцу. На удивление, она легко подалась, открыв моему взору чистенькую маленькую прихожую, а следом длинный стерильно чистый коридор.

Я сняла туфли, сунула их в заранее приготовленный пакет и, надернув на ноги тапочки, двинулась вперед в поисках загадочного доброго доктора, который пожелал остаться неизвестным, разговаривая со мной по телефону.

Поочередно открыв несколько дверей, я наконец достигла цели своего путешествия, прочтя на вывеске: «Зав, отделением».

— Можно? — просунула я кончик носа в дверь. — Я от Семена Алексеевича. Мне кажется, это к вам…

Молодой парень, с виду лет двадцати восьми, не больше, внимательно оглядел меня с головы до ног, заставив залиться маковым цветом, и утвердительно кивнул.

— Проходите, — вежливо пригласил он, почти не размыкая губ. — Раздевайтесь…

Это было последнее, что я отчетливо запомнила в тот день. Все остальное смешалось для меня в тошнотворно стыдном прикосновении чужих холодных пальцев, вопросов, задаваемых с поразительной настырностью, и бесконечным мельтешением белых халатов.

Единственным желанием, с каждым часом становившимся все сильнее, было желание уснуть. Уснуть и не просыпаться несколько лет, с тем чтобы поскорее вычеркнуть из памяти то отчаяние, в котором агонизировала моя душа, продираясь сквозь кошмар, навязанный мне судьбой.

* * *

— Анна Михайловна! — звала под окнами Лизка. — Будьте добры, откройте мне дверь!

С трудом оторвав голову от подушки, в которую проревела весь день и большую часть ночи, я нехотя поднялась и, запахнув поплотнее халат, который не удосужилась снять с себя с вечера, нехотя поплелась на балкон.

— Чего тебе?! — зашипела я на нее, правда, совершенно беззлобно, потому что ни на какие эмоции у меня просто не было сил. — Сбесилась, что ли? Половина пятого утра…

Лизка громко икнула, качнулась, нелепо хватаясь за воздух растопыренными пальцами, и, снизив голос почти до шепота, загадочно произнесла:

— У меня к тебе дело… Но давай договоримся: все, что я тебе скажу, не будет использовано против меня. Так я иду?

Лизка по-хозяйски прошла в кухню и рухнула на предусмотрительно выдвинутую из-под стола табуретку.

— Да-а-а, — тяжело выдохнула она, уставившись на меня помутневшими глазами. — Что я тебе сейчас скажу, сразит тебя наповал, но ты постарайся выслушать.

Видит бог, я старалась, но Елизавета понесла такую ахинею, что через десять минут я не выдержала и указала ей на дверь. Она ужасно оскорбилась и, злобно прищурившись, прошипела:

— Тяжело слушать?! А ты наберись терпения. Дальше будет еще хуже!

Но хуже того, что она мне наговорила, по-моему, уже быть не могло, поэтому я настоятельно принялась советовать соседке убраться восвояси. Разумеется, в силу сложившейся ситуации не скупясь на выражения.

— Ты мне не веришь?! — От досады она прикусила губу и принялась часто-часто моргать глазами.

— Лиза, прекрати! — предостерегла я, кинув ей на колени кухонное полотенце. — На вот, утрись и мотай отсюда домой, я спать хочу!

— Будешь и дальше досматривать свой кошмар? — трагическим шепотом спросила Лизка, трезвея буквально на глазах. — Ну, ну, давай, давай, пока еще кого-нибудь не прихлопнули!

Ты же не живешь, Анна! Оглянись вокруг, сбрось пелену с глаз! И тогда тебе все станет ясно!

— Мне и так все ясно, проваливай, — не совсем любезно огрызнулась я. — Тоже мне, вещунья здесь нашлась. Сначала пропадает где-то целых три недели, а потом заявляется в пять утра и начинает нести бредовые вещи. Ни один здравомыслящий человек не поверит в это!..

— Может быть, и так, — не споря, кивнула Лизка. — Но ты просто обязана мне поверить.

А три недели я пропадала именно из-за этого…

Я же обещала тебе, что докопаюсь до истины…