Читать книгу "Неприкаянная. Жизнь Мэрилин Монро - Адам Бревер"

Плавательный бассейн наилучшим образом отражает особенности расположения «Cal Nova». Его отличительная черта – выложенная черной плиткой разделительная линия, по одну сторону которой Калифорния, по другую – Невада. Обе половинки обозначены соответствующим образом. Вот только проходит линия не посередине, как думают некоторые. Часть, отданная Калифорнии, составляет примерно треть бассейна. Ту, которая мельче.

Она представляет себя одной из тех женщин, которых видела в норуолкской больнице. Всегда немного не попадают в ритм, однако ж уверенности им не занимать. Но встречаясь с остальным миром – пугаются, закрываются и уходят в себя. Как столкнувшееся с агрессором миролюбивое племя.

Тень на холме движется быстрее, как медленно сходящая лавина. Она все еще видит Джо, но не знает, для того ли он там, чтобы защитить ее, или же чтобы только покачать головой, разочарованно и стыдливо. Холм все глубже погружается в тень. Она уже едва различает Джо. Почему он не уходит? Почему позволяет тени накрыть себя? Она поднимает руки, пытается привлечь его внимание, шепчет: «Спускайся. Спускайся. Ты нужен мне».

Защищаясь от хищников, некоторые насекомые предпочитают спрятаться, слиться с окружающей средой, убрать голову и замереть, рассчитывая, что их не увидят. Другие прибегают к мимикрии, принимая некоторые характеристики, придающие им сходство с хищниками. Насекомое нередко выживает потому, что охотник просто минует добычу, принимая ее за представителя своего рода.

Джо теряется наконец в темноте, и она, оттолкнувшись от столбика, тихонько, едва переставляя ноги, идет от бассейна; тело ее отяжелело, волосы спутанны, камешки впиваются в подошвы. С веранды Синатры доносятся громкие, грубые голоса мужчин, не догадывающихся о том, что она рядом, да и, похоже, даже не думающих об этом.

Опасность здесь повсюду. Ловушки за каждым углом, но они не имеют узнаваемой формы и представляют собой абстрактные очертания судебного иска, серии невидимых угроз или сорвавшегося плана спасения. Все, что она может, это вернуться в свой домик, допить оставленное на плетеном столике теплое шампанское, зажечь свечу, проглотить несколько таблеток, раскинуться на кровати и спрятаться под покровом ночи.

23:50

Фрэнк открывает дверь, не постучав, держа ее туфли, как подарок. Черные каблучки постукивают друг о друга. Одежда на нем та же, что и на шоу, – узкие черные брюки, белая рубашка с застегивающимся на пуговицы воротничком и пиджак. Нет только федоры[8]. Свеча отбрасывает на все вокруг неровный, таинственный свет. Фрэнк приглаживает волосы ладонью и смотрит на нее сверху вниз. Пощипывает цветок стоящего в вазочке букета. Лепесток падает на пол, и он подталкивает его ногой к кровати.

Она лежит на покрывале. Одетая. Босая. Свет почти сгоревшей свечи падает ей на лицо. На полу валяются бутылки из-под шампанского; на столе выстроились пузырьки с таблетками, два из них открыты, пробок нет. Глядя на него, она говорит: «Фрэнк», – и с едва заметной улыбкой закрывает глаза.

Он присаживается на край кровати и ставит рядом с собой ее туфли. Его колени повернуты вовне. Берет ее за левую лодыжку, медленно поднимает ногу и кладет себе на колени. Надевает туфлю.

– Наконец-то я нашел мою принцессу. И что за фокус она выкинула в моей гардеробной?

Мэрилин молчит.

Фрэнк поправляет постель. Разглаживает морщинки от своих брюк. Вторая туфелька падает на пол. Он подкладывает подушку под шею, обнимает Мэрилин одной рукой.

– Думал, ты хотя бы выпьешь со мной после шоу. – Он устраивается поудобнее. – Неужели я был настолько нехорош?

– Ты был замечателен. Как всегда.

– Тогда в чем дело? Почему ты подвела меня?

Мэрилин хочет поговорить, но после нескольких слов мысли сбиваются, и она забывает, что собиралась сказать. Ее душит злость, но она плохо понимает, на что злится. Разве лишь на то, что не может не быть в мире, быть в котором не желает. Кое-как объясняет, что приехала отдохнуть на уик-энд, но то, чего здесь не должно было быть – и он клялся, что не будет, – оказалось здесь, и оно, когда никто не видел, поймало ее и тянет вниз.

– Я клялся? Когда никто не видел? Ты о чем, черт возьми, говоришь?

– Я не про твое шоу, Фрэнк. Твое шоу замечательное. Так бы смотрела и смотрела, без конца…

Он резко садится, выдергивает руку у нее из-под шеи, и подушка падает на пол.

– Не разыгрывай передо мной сумасшедшую.

Она улыбается. Сумасшедшая. В его произношении это слово звучит почти мило.

– Ты ведь даже не представляешь, что с тобой творится, да? – нервно цедит он сквозь зубы.

– Нет, – она качает головой. Потом кивает:

– Может быть, немного…

Он говорит, что ей нужно быстро привести себя в порядок, потому что, если она будет такой завтра, он отправит ее домой, и пусть она забирает с собой эту шавку, Пэт Лоуфорд. У него тут не приют для душевнобольных. Люди здесь отдыхают, расслабляются, получают удовольствие. Здесь не важно, кто ты такой. Здесь все – его друзья.

– К утру. Реши все к утру. Подумай, как вернуть ту Мэрилин, которую я знаю.

Он наклоняется и задувает свечу. Ей кажется, затемнение коснулось только ее лица. Он уходит, и все остается, как было, только теперь у нее одна туфелька на ноге, а другая лежит на полу, да еще букет выглядит чуть более увядшим, и свеча погасла.

– До утра, – говорит он за закрытой дверью.

– До утра, – шепчет она. Его шаги громыхают по ступенькам. Она поворачивается на бок и обнимает подушку, напевая тихонько: «Завтра, это завтра, это завтра, это завтра».

После ухода Фрэнка главная цель – уснуть. Взять себя в руки. Иногда желтый предупреждающий знак не подпускает ее слишком близко к краю. Иногда говорит, что ей нужно опасаться падающих камней. Вот почему врачи и медсестры дают ей пилюли. Чтобы помочь удержать от рокового шага. Они – предохранительный барьер, не дающий подойти к краю, защитный зонт от падающих камней. Вопрос безопасности. Разве не так, порой извиняющимся тоном, говорили медсестры в Норуолке, напичкав таблетками ее мать?

* Декадрон фосфат

* Хлоралгидрат

* Rx 80521

* Rx 80522

* Rx 13525

* Rx 13526

* Секонал

Никто так и не смог определить, какие медикаменты лучше всего ей подходят. Доктор Энглберг, когда она спросила его об этом, не стал даже задумываться. Сказал только, что она все равно не поймет.