Читать книгу "Петр Великий. Прощание с Московией - Роберт К. Масси"

По церковным праздникам игры усложнялись. Бывало, на Святках компания человек в двести с песнями и свистом пускались «славить» Христа по Москве в битком набитых санях. Впереди всех ехал потешный князь-папа в санях, запряженных десятком плешивых мужиков. В наряде, унизанном игральными картами, с жестяной митрой на голове он восседал верхом на бочке. Выбрав, кого бы из дворян или купцов, что побогаче, осчастливить своими колядками, они вваливались в дома, и в благодарность за непрошеные песнопения хозяин обязан был поить и кормить «славельщиков». А в первую неделю Великого поста через весь город за князем-папой плелась другая процессия, на этот раз – «кающихся грешников». Вся орава, в вывернутых наизнанку полушубках, ехала верхом на ослах и волах или в санях, влекомых козами, свиньями и даже медведями.

Свадьба любого из приближенных Петра вдохновляла Всешутейший и всепьянейший собор на необычные изобретения. В 1695 году пиры и празднества по случаю свадьбы Якова Тургенева, любимого царского шута, женившегося на дочери пономаря, продолжались три дня. Свадьба происходила в поле неподалеку от Преображенского. Тургенев с невестой прибыли на церемонию в лучшем царском придворном возке. За ними следовала процессия знатных бояр в самых фантастических нарядах – шляпах из бересты, соломенных сапогах, перчаток из мышиных шкурок, кафтанах, унизанных беличьими хвостами и кошачьими лапками; кто шел пешком, кто ехал в запряженных быками, козами и свиньями телегах. Празднество завершилось торжественным вступлением всей развеселой компании в Москву во главе с новобрачными, сидевшими верхом на верблюде. «Шествие, – пишет Гордон, – было исключительно забавное». Однако шутка, пожалуй, зашла слишком далеко – через несколько дней жених, Тургенев, внезапно отдал Богу душу.

Хмельное существование Всепьянейшего собора, созданного, когда Петру было восемнадцать, продолжалось до конца его царствования, и зрелый человек, ставший уже императором, предавался грубому шутовству, как если бы он был все тот же необузданный юнец. Такое поведение, которое иностранные дипломаты находили вульгарным и скандальным, многим из подданных Петра казалось откровенным богохульством. Оно укрепляло православных консерваторов в уверенности, что Петр сам есть Антихрист, и они с нетерпением ждали, когда же гром небесный поразит нечестивца. Вообще-то Петр отчасти для того и учреждал Всепьянейший собор, чтобы дразнить, стращать и унижать церковных иерархов, особенно нового патриарха Адриана. Его мать и бояре, ревнители старины, добились победы над его ставленником, просвещенным, не в пример Адриану, Маркелом Псковским – пусть так! Петр отплатил, назначив своего собственного потешного патриарха. Глумление над церковными властями не только давало выход его досаде, но с годами стало отражать непрерывное раздражение, которое вызывала у него русская церковь в целом.

И тем не менее Петр уже учился осторожности. Всепьянейший собор не оскорблял в лицо Русскую православную церковь, ибо Петр очень быстро направил пародию в более безопасное русло, сделав непосредственным объектом насмешки Римско-католическую церковь. Первоначальный глава потешного собора, князь-патриарх, превратился в князя-папу, его свита состояла из коллегии кардиналов, а обряды и язык игры заимствовались не из православной литургии, а из католической. Против этого, конечно, возражало куда меньше русских.

Сам Петр не считал шутовство потешного собора богохульством. Несомненно, Господь слишком велик, чтобы обижаться на шутки и игры. Ведь что такое были все эти буйные забавы? Игры, и только. Они давали возможность психологической разрядки, снимали напряжение – возможно, грубым, нелепым, даже непристойным образом, – но члены собора в большинстве и не отличались утонченной чувствительностью. Это были люди действия, занятые государственным строительством и управлением: их руки вечно были в крови, известке и пыли. Они нуждались в полноценном отдыхе. Веселясь, они оставались верны себе – пили, хохотали, кричали, переодевались, танцевали, устраивали розыгрыши, высмеивали друг друга и все, что попадалось им на глаза, а особенно церковь, противившуюся всему, что они пытались сделать.

* * *

Русским современникам Петра в те годы казалось, что не только душа государя в опасности, но и его тело. Он непрерывно устраивал все более сложные и опасные фейерверки. На Масленицу 1690 года, когда Петр отмечал рождение сына, Алексея, зрелище продолжалось пять часов кряду. Однажды увесистая ракета, вместо того чтобы разорваться в воздухе, стала падать на землю, угодила прямо в голову одному боярину и убила его на месте. По мере того как Петр приобретал опыт, эти пиротехнические представления становились все эффектнее. В 1693 году, после долгого салюта из пятидесяти шести пушек, в небе появилось изображение флага, словно сотканного из белого пламени, с монограммой князя Ромодановского латинским буквами, после чего возникла картина: огненный Геркулес, раздирающий пасть льву.

А еще была игра в войну. Всю зиму 1689–1690 года Петр не мог дождаться весны, чтобы начать маневры потешных полков. Ужины царя с генералом Гордоном проходили в обсуждении новых европейских строевых и тактических приемов, которым предстояло обучить войска. Проверка боеспособности состоялась летом, во время учений, когда Преображенский полк атаковал укрепленный лагерь Семеновского полка. В ход пошли ручные гранаты и горшки с зажигательной смесью, и хотя делались они из картона и глины, все же, брошенные в скопление людей, представляли нешуточную опасность. Сам Петр пострадал при взятии земляного укрепления – взрывом горшка, начиненного порохом, ему опалило лицо.

Летом 1691 года полки готовились к крупномасштабному учебному сражению, намеченному на осень. Ромодановский, «король прешпургский», командовал армией, состоявшей из двух потешных полков и других войск, против которых была выставлена стрелецкая армия под началом князя Ивана Бутурлина, «короля польского». Жаркая битва, начавшаяся утром 6 октября, длилась два дня и закончилась победой «русской» армии Ромодановского. Но неудовлетворенный Петр велел повторить сражение, которое развернулось 9 октября, в самую непогоду: ветер, дождь, море грязи под ногами. Вновь одержала верх армия Ромодановского, но с настоящими потерями. Князь Иван Долгорукий получил огнестрельное ранение в правую руку, рана воспалилась, и через девять дней он умер. Гордон был ранен в бедро, и ему так жестоко обожгло лицо, что пришлось неделю пролежать в постели.

Одновременно Петр не забывал и о своих кораблях. В начале 1691 года двадцать голландских корабельных мастеров со знаменитой верфи в Саардаме (Зандаме) прибыли по контракту в Россию, чтобы ускорить строительство кораблей в Переславле. Наведавшись на Плещеево озеро, Петр застал этих людей вместе с Карстеном Брантом за работой над двумя маленькими тридцатипушечными фрегатами и тремя яхтами. Петр провел с ними только три недели, но в следующем году приезжал на озеро четыре раза и дважды оставался больше месяца. Вооружившись «императорским» декретом князя-кесаря Ромодановского, повелевавшим ему построить военный корабль от киля до клотика, Петр трудился от восхода до заката, ел на верфи и засыпал, только когда уже не мог стоять на ногах от усталости. Он до того увлекся, что ни в какую не хотел ехать в Москву – принять прибывшего персидского посла. Только когда на озеро явились двое главных членов его правительства, Лев Нарышкин и Борис Голицын, и стали внушать царю, сколь важно предстоящее событие, Петр с неохотой согласился отложить инструменты и следовать с боярами в столицу. Уже через неделю он снова был на озере.