Читать книгу "«Медовая ловушка». История трех предательств - Игорь Атаманенко"

Внешне японец был польщен проявлением заботы о здоровье его соотечественников, да не кем-нибудь, а самим Комитетом госбезопасности. Однако сомнения оставались. «Самурай» с опаской взял регистратор в руки и спросил:

— А он не взорвется?

— Слово офицера, н е т! — с пафосом ответил генерал. — Он не только не взрывается, но и не может никому причинить вреда.

В отличие от предыдущих объяснений, это было святой правдой.

— Не надо только нажимать эти кнопки…

Других вопросов со стороны «Самурая» не последовало, он забрал регистратор излучений и на следующий день спрятал его в кабинете посла.

В том, что регистратор находится в японском посольстве, и именно в крыле, где расположен кабинет посла, сотрудники оперативно-технического управления имели возможность убедиться, пеленгуя из разных точек микрорайона издаваемые им позывные. Через равные промежутки времени регистратор выплевывал в эфир сигналы, подобные знаменитым «бип-бип», что издавал наш первый искусственный спутник Земли.

В назначенный день «Самурай» вернул Козлову прибор, в котором была еще одна техническая хитрость: регистратор был устроен таким образом, что попади он при посредничестве «Самурая» или без его участия в руки японских контрразведчиков, которые попытались бы определить его предназначение, то это было бы обязательно зафиксировано при контрольном обследовании нашими технарями.

Тщательно проверив прибор, специалисты пришли к заключению, что в нём не только никто не ковырялся, но его даже не пытались просвечивать какими-либо лучами.

Ну чем не проверка агента на «детекторе лжи»!

Теперь, когда «Самурай» успешно прошел первый тест на надежность (сколько еще их будет!), Козлов теоретически мог рассчитывать на его помощь и в других, более деликатных вопросах — добывании секретной информации.

А то, что «Самурай» является секретоносителем, Козлову стало ясно еще во время вербовки, когда при отработке способов связи японец просил не звонить ему на работу. Такая просьба могла поступить только от дипломата, допущенного к секретам, и, кроме того, предупрежденного о том, что его телефон контролируется службой собственной безопасности посольства.

Глава седьмая. Контрабандист поневоле

Встреча с «Самураем» должна была состояться в баре на третьем этаже гостиницы «Интурист» в 4 часа пополудни, когда заведение закрывается на санитарный час и остаются лишь «ведомственные», вроде Козлова, посетители. Впрочем, коллеги никогда не мешали друг другу, рассредоточиваясь по углам. «Цеховая солидарность», понимаешь!

Генерал прибыл на место загодя, чтобы осмотреться и спокойно осмыслить предстоящий разговор с агентом.

Последние два дня в рабочем кабинете это сделать не удавалось: вслед за арестом Буряце Козлова беспрестанно вызывал к себе то Андропов, то его заместитель Семен Цвигун, а то и кураторы КГБ со Старой площади.

Особенно раздражала генерала позиция, занятая Цвигуном.

Козлов понимал, что зампред не по своей воле вмешивается в дело о краденных бриллиантах, а лишь выполняет указание своего родственника, генерального секретаря, чтобы в случае необходимости отвести удар от Галины Брежневой. Но уж больно беспардонно он это делал!

…Как только копия агентурного сообщения «Самурая» легла на стол Цвигуну, он немедленно затребовал к себе Козлова.

— Слушайте, — заорал зампред, едва только генерал перешагнул порог его кабинета, — вы со своим агентом обосрали весь мой замысел!

— То-то у меня чувство, будто я наелся говна, — парировал Козлов.

— Вон из кабинета! — захлебнувшись от ярости, прорычал Цвигун.

— Вон из контрразведки! — в тон ему ответил Козлов и, пулей вылетев из кабинета самодура, прямиком направился в приёмную Андропова.

Если бы не вмешательство Юрия Владимировича, не сносить бы погон строптивому генералу — уволили бы в одночасье без выходного пособия.

Впрочем, Козлов играл наверняка, понимая, что с его уходом Комитет потеряет только что приобретенного ценного агента. А советники японского посольства не каждый день оказываются в агентурных сетях КГБ!

* * *

Устроившись за столиком в глубине зала, генерал недовольно поморщился: сидевшие в центре зала четверо дюжих бритоголовых парней о чем-то громко спорили. Говорили по-английски. Судя по выговору, внешнему виду и по тому, как они лихо опрокидывали в себя фужеры с виски, Козлов сделал вывод, что перед ним американцы, скорее всего, морские пехотинцы из охраны здания посольства США.

«Вот напасть, нигде нет покоя! — чертыхнулся про себя Козлов. — Не попросить ли администратора, чтобы он спровадил этих вояк?»

Оценивающе окинув взглядом возмутителей спокойствия, генерал понял, что и весь обслуживающий персонал бара будет бессилен унять не в меру разошедшихся морпехов.

«Черт с вами, живите!» — Козлов углубился в размышления.

Вновь и вновь генерал мысленно возвращался к вопросу об использовании «Самурая» в добывании информации по «Сётику».

Идея была весьма заманчивой, но возникали серьезные сомнения в возможности ее реализации: согласится ли «Самурай» выполнять задание по «Сётику», ведь речь пойдет о добывании японцем сведений о японской фирме. Не сочтет ли агент его предложение оскорбительным, а свое участие в операции — антипатриотичным?

Каждый раз в памяти генерала всплывали целые абзацы из наставлений полковника Кошкина, известного разведчика и специалиста-ниппониста, к которому генерал обратился накануне вербовки Курусу, чтобы получить консультацию о национальных особенностях мышления японцев, их традициях и обычаях.

Всё это необходимо знать, чтобы с самого начала партии взять правильную ноту. Ведь каким бы высоким ни было вознаграждение, выплачиваемое Комитетом агенту за представленные сведения, одной денежной подпиткой не обойтись. Чтобы сотрудничество стало полнокровным, надо найти ключик к внутреннему «Я» секретного сотрудника.

* * *

Николай Петрович Кошкин, много лет проработавший в Японии и поднаторевший в вербовках местных жителей, предостерег Козлова от упрощенческого подхода, доказал на примерах, что «вести» японца гораздо труднее, чем завербовать. Хотя и последнее — задача не из легких. И не только в Японии. Ее граждане и за пределами своей страны с большим трудом идут на контакт с чужеземными спецслужбами. Причина, по которой японец согласится добывать информацию в пользу иностранной державы, должна быть исключительно веской. Вместе с тем они охотно и без всяких предварительных условий поставляют сведения своей тайной полиции. Более того, считают это своим священным долгом.

Рассуждая о японском шпионаже вообще, и о возможности привлечения конкретного японца к секретному сотрудничеству, Кошкин сослался на некий трактат, разработанный ближайшим сподвижником Гитлера — Рудольфом Гессом, который в начале 30-х стоял у истоков создания новых спецслужб рейха и считается отцом концепции тотального шпионажа в Германии.