Читать книгу "Шторм - Эйнар Карасон"

В выходные в моей голове все свистело и пело, пульсировала какая-то мысль. В понедельник я позвонил в приемную мэра, он был малым несколько свихнутым, старым шутником, который славился своими выдумками и властолюбием, — я представился и спросил, можно ли как-нибудь с ним встретиться. «У мэра приемные часы в среду», — ответил секретарский голос. «И что, мне можно прийти?» — «В половине одиннадцатого устроит?» — спросил секретарь. «Очень даже», — ответил я.

Встреча с мэром была сумасшедшей. Передо мной у него кто-то был, и я прошел не раньше одиннадцати, на это время было назначено еще у двоих, и я ожидал, что мне придется отбарабанить свое дело в рекордно короткое время и попрощаться. Но мэр был очень мил и явно никуда не спешил; мы вели неторопливую беседу, я рассказал ему о маме и Халли Хёррикейне, он все это знал, был знаком со многими городскими пьяницами, и ему даже удавалось пародировать Халли, причем чертовски похоже, а когда я тоже начал, мэр захохотал и сказал: «У вас получается намного лучше; вы — мастер!» — «А как вы познакомились с Халли?» — поинтересовался я. «Милый друг, — ответил мэр, — все пьяницы и сумасшедшие в этом городе считают, что я свой человек!» Потом он испытующе посмотрел на меня и со смехом добавил: «Вообще-то Халли знает вся городская верхушка, полагаю, немногие так разбираются во всех статутах и правилах, как он».

Короче говоря, мэра все это весьма интересовало. Он был знаком с содержанием книги и понимал, что связывает меня с этим домом, и посему когда я сказал, что думаю о том, как бы снова в нем поселиться, он предложил: «Сделаем в нем музей, а вас назначим хранителем!»

Он поднял трубку и позвонил какому-то бюрократу, спросил, кто живет в этом доме. Человек на том конце провода явно не смог с ходу ответить на эти вопросы, и мэр сказал: «Посмотрите и перезвоните через пять минут!» — и положил трубку. Мы продолжили разговор о городских пьяницах и бродягах. «Вы знали Силли Дерьмо?» — интересовался мэр… Потом зазвонил телефон, он ответил: «Ага… И когда они съедут?» Потом снова положил трубку. Встал, подошел к двери, открыл ее, протянул мне руку и сказал, чтобы я зашел через неделю поговорить с каким-то Гудмундом, который занимается арендными квартирами, он уж что-нибудь придумает, чтобы я смог вселиться туда быстро и на приемлемых условиях.

Это было значительным событием. А Стефания была не готова покупать так быстро и необдуманно. Захотела немедленно пойти к дому, долго смотрела на него, молча и испуганно, спросила, не осталось ли у меня тяжелых воспоминаний, не будет ли мне здесь плохо, но я ответил, что ей не стоит об этом беспокоиться. Тогда она завела речь о том, что дом в ужасном состоянии. Выглядит как притон. Да так оно и было! Я объяснил ей, что муниципалитет хоть немного приведет его порядок, прежде чем мы в него въедем. Это, естественно, их обязанность как арендодателей. Я обещал разговаривать с этим Гудмундом твердо; сказать ему, что мы люди семейные, с двумя детьми, и не можем поселиться в какой-нибудь хибаре. И Стефания ничего не могла возразить, нам нужно было жилье, и если мы снимем его в аренду у города, нам, возможно, не придется больше переезжать…

Я готовился к тяжелым переговорам с этим Гудмундом; собирался дать ему понять, если бы он вдруг проявил занудство и упрямство, что я вхож к мэру и что он обещал мне то-то и то-то. Но оказалось, что согласовывать-то, собственно, и нечего. Гудмунд просто подготовил документ, договор о покупке, и мне нужно было лишь расписаться на нужной строчке, после чего я стал собственником квартиры.

От неожиданности я просто онемел. Всегда почему-то считал, что приобрести квартиру так же трудно, как влезть на Скалистые горы или перейти через пустыню Невады, но вдруг передо мной положили документы, делающие меня владельцем дома и разрешающие туда переехать, меня ждали лишь необременительные равные выплаты в течение десяти лет, вот и все.

«А как насчет ремонта? — спросил я. — Квартира в весьма запущенном состоянии; разве вы не собираетесь хотя бы немного привести ее в порядок, прежде чем мы туда въедем?»

Гудмунд смотрел в пол. Мне показалось, что он усмехается.

«Слушайте, — сказал он. — Вам эту квартиру практически подарили. Первый раз с таким сталкиваюсь. Только подумайте, как вам повезло. В пересчете на цену квадратного метра в аналогичных квартирах, можно сказать, что вам она достается за четверть стоимости. И условия небывалые, даже без кредита обошлось. Так что, на мой взгляд, вопрос лишь в том, берете или нет».

Я подписал. Квартиру должны были освободить в середине следующего месяца. Я стал домовладельцем…

ИСЛЕЙВ

Я сказал Шторму, что считаю его книгу очень сильной. Я не льстил. Я правда так думаю. Но он воспринял это неожиданно скромно. Конечно, моя похвала пришлась ему по душе, но сказал он что-то вроде того, что о некоторых вещах надо было написать по-другому. Полагаю, он имел в виду то, что вместо себя изобразил в этом притоне пьянчуг маленькую девочку. Но мне кажется, что это просто блестящий ход. Тем самым он дистанцировался. И кроме того, девочка, на мой взгляд, очень правдоподобная. Меня удивило, что такой грубый человек (он всегда был таким) смог понять чувствительную, но созидательную женскую душу.

Недавно тут мы сидели в открытом кафе, и до меня внезапно дошло, каким Шторм стал знаменитым. Он «сделал это». Хорошо бы вся старая компания пришла его поприветствовать. А кафе, в котором мы сидели, было излюбленным местом встречи известных деятелей искусства, так сказать, людей творческих, не таких, как всякие звезды, снобы и карьеристы. Им бы — Хрольву, Колбейну и Солмунду — посмотреть на нас в окружении знаменитостей! Ведь нас со Штормом всегда меньше всего ценили в компании. В нашем «Маленьком контрреволюционном союзе». Колбейн и Хрольв были руководителями, Солмунд пользовался уважением из-за карьеры и денег, а мы со Штормом были «рядовыми членами». Особенно он! Так уж сложилось. В них было много снобизма и высокомерия, позже я это испытал на себе, когда рассказал им, каков я на самом деле; некоторые просто перестали со мной здороваться.

Помню, лет десять назад Солмунд вез нас со Штормом на машине, сам он ехал за детьми, их у него двое, пообещал присмотреть за ними после обеда; они с женой развелись, и дети остались с ней. Они захотели сосисок (как замечательно описал Гудберг[72]в книге «Сердце все еще живет в своей пещере», в те годы отцы по выходным все время ели сосиски со своими отпрысками), и мы остановились у забегаловки «Лучшие сосиски в городе». Он купил ребятам по хот-догу. А потом понеслось, Солмунд жутко нервничал и психовал (накануне вечером мы все вошли в глубокое пике, у нас только что кончился запой) и очень переживал, что дети вымажутся горчицей и ремуладом. Ходил с целой охапкой салфеток и неустанно вытирал ими бедных ребятишек, отчитывая их при этом за каждое пятнышко. И тут Шторм сказал: «Ну, Солмунд, ты чего, дети всегда пачкаются, когда едят сосиски!» Он хотел просто успокоить его и разрядить обстановку. Однако Солмунд вдруг на него накинулся: «Шторм, по тебе видно, что ты вырос среди алкоголиков, но я не хочу, чтобы и мои дети выросли такими!»