Читать книгу "Шторм - Эйнар Карасон"

В общем, меня все это несколько раздражало. Йон и тот компьютерщик во всем винили себя. Говорили, что понимают меня. Что они на моей стороне. «Но попробуй объяснить это Эйвинду», — оправдывались эти несчастные. И я предложил им положить этому конец, так сказать, одним ударом, схватил телефон и попросил их позвонить этому типу и сказать, чтобы пришел в кабинет, as we speak[71]. Я бы выложил ему все. Но они испугались, сказали, что лучше по-хорошему. Проку не будет, если мы начнем ссориться. С этим я, конечно, согласился. Положил трубку. Надо действовать без затей, объяснять все спокойно и доступно, тогда и Эйвинд будет делать то, что ему говорят. Точка.

ШТОРМ

Как я уже говорил, моя книга, конечно, не шедевр. Вовсе нет. Очень многое я написал бы иначе. Я вовсе не хочу снять с себя какую-либо ответственность; мне просто стало ясно, что я должен был писать ее сам. И почему я отдал этим людям свой материал? Мое детство. Мою кровь, мои слезы — и хотя в описании Йона Безродного и его молодняка все эти люди выглядят почти что фиглярами, расти среди такого безумия было, конечно, невесело. Во многих отношениях это разрушило мою личность. И никак иначе. Единственное, что в то время порой поддерживало во мне жизнь, вопреки всему тому безумному окружению, так это понимание того, что я приобретаю уникальный опыт. Что я познал нечто такое, чего никто другой даже и не пробовал. Это сокровищница моего опыта. А потом я встретил эту кучку издателей, которые, если их послушать, оказали мне большую услугу, вытащили из грязи и бедности, сделали известным, дали денег, хотя ведь на самом деле за все, что я им рассказал, за все истории, которые я им пожертвовал, вложил им в руки, почти безвозмездно выложил на стол, я заплатил страшными страданиями; кровью, потом и слезами.

Ладно. Я, конечно, согласился добровольно. Мог бы сказать Сигурбьёрну и Безродному, когда они только завели речь о своем небывалом проекте, что я хотел бы оставить за собой кое-какие права. Если им нужна книга об этих людях или если мой опыт и истории будут как-то использоваться для создания художественного произведения, я хочу делать это сам или чтобы, по крайней мере, все делалось на моих условиях. Но я ничего подобного не сказал. Я молча согласился, пообещал принять участие и вызвался предоставить им все нужные материалы. И выполнил свои обещания. А все потому, что мне сказали, что не пожалеют сил и средств и придадут моему материалу самую изысканную форму. Рассказали, что какая-то супергруппа будет делать из него книгу, которую издадут под моим именем. И что я непременно увижу, что у них получится.

Поэтому когда я узнал, что на самом деле с моим материалом работала не команда гениев, а простые обыватели, у которых, разумеется, не было никаких предпосылок понять, какой жизнью живут на дне общества, я был разочарован, как никогда. Потом я познакомился с пареньком (таким же, как Йон), из тех, кто в гимназии побеждает на конкурсах рассказов, в университете пишет складные дипломы; возможно, у них получилась бы неплохая, простенькая история о человеке, который вырос в каком-нибудь районе Рейкьявика, — если еще остался район, о котором они не писали, — искусная такая история, может даже с изюминкой. А они со мной почти не советовались. Так что результат получился таким, как и следовало ожидать. Гениальный материал в руках дилетантов. Под моим именем. И я за это почти ничего не получил. Если не считать «славы» автора книги, которую почти никто не хочет покупать. И осознания того, что у меня украли материал. Правда. На самом-то деле я должен получить в качестве гонорара жилье, но теперь оно уплывает у меня из рук…

И тогда, не буду скромничать, я сыграл чертовски сильно.

Нам пришлось искать новое жилье, нависла такая угроза, квартиру, которую мы снимали, мы потеряли, потому что дочь владелицы вернулась домой после учебы и, конечно, захотела там поселиться. Нужно было что-то искать.

Все говорили, что лучше купить квартиру, тогда не нужно будет без конца переезжать, а выплаты, вероятно, не превысят обычной арендной платы. Конечно, в том, чтобы иметь достойное и надежное пристанище, есть определенное преимущество, однако мне не хотелось брать кредит, как это делают в Исландии все трудяги, тем самым обрекая себя на каторжный, изнурительный труд, язву желудка и нервные срывы в течение последующих двадцати лет; кроме того, чтобы купить квартиру, человеку нужен стартовый капитал, которого у меня не было…

Размышляя об этом, я как-то оказался у «дома своего детства» — маминого дома, где Халли Хёррикейн устраивал все те пьяные оргии, откуда я убегал к бабушке и откуда потом были вынуждены уехать и мама с Халли, потому что он все пропил и заложил. Я просто бродил по городу, в пятницу вечером, погода была хорошая, вот я и решил набраться смелости и пройти мимо дома; примечательно, что по возвращении в Исландию я пошел туда в первый раз. С этим местом у меня связаны сложные и тяжелые воспоминания, и я решил, что схожу посмотреть на дом лишь тогда, когда буду в хорошей форме и окончательно приду в себя, — мне нужно было к этому внутренне подготовиться. И вот, наконец, настал тот летний день, мы с Иси посидели в открытом кафе и выпили по паре пива, потом он должен был куда-то идти, и я тоже пошел, было около полшестого, и я подумал, черт с ним, посмотрю на дом.

Спустился вниз по улице. Вот он стоит. И был просто сражен, на меня нахлынула какая-то слабость, в ушах зашумело, я как будто оказался в каком-то другом месте и в совсем другом времени, на глаза навернулись слезы. Но, что примечательно, это была не печаль; ощущения были не плохие, я смотрел на дом, на часть двора, стоя у деревянной калитки, ничего не изменилось, я в каком-то смысле ожидал встретить самого себя, лет пяти-шести; там у нас было немало хорошего, у нас с мамой, там был весь мой детский мир; дома через дорогу были тогда пределом видимости — я так разволновался… Я должен был это преодолеть. Пошел дальше. Дошел до конца улицы, потом прошел вверх по соседней, сделал круг, потом собрался домой. Но к этом времени я почти успокоился, стряхнул с себя волнение, жалость и сентиментальность и снова остановился у этого дома.

Заметил, какой он весь запущенный. Двор никогда не представлял собой ничего особенного, но сейчас это были просто заросли щавеля и сорняков. Дом грязный, фасад обили гофрированным железом, наверное, и заднюю стену тоже, но так его и не покрасили. Крыша была вся в ржавых разводах. Стекло в прачечной разбито. Занавески на окнах грязные и рваные. Потом пришел какой-то человек, внимательно осмотрел меня с ног до головы, вошел в калитку. Он прямо сверлил меня глазами.

«Мы знакомы?»

Я ответил, что не знаю, но мы поговорили, мужчина был средних лет, сказал, что в подвале живет его сестра, она больна — он отнесся ко мне с подозрением, спросил, не иду ли я к «людям наверху». Я, конечно, ответил, что нет, просто я здесь когда-то жил и пришел посмотреть на дом детства, мужчина откуда-то слышал о книге «В кромешной тьме», слышал, что она как-то связана с этим домом, но признался, что сам ее не читал, стал невероятно любезен, был готов все для меня сделать. Я попросил его рассказать, что там за «люди наверху». И выяснилось, что верхний этаж теперь тоже принадлежит городу, он выкупил его у банка, и теперь в его собственности находился и подвал, и верхний этаж, который сдают всяким клиентам, и последние полгода там жили ужасные люди, наркоманы и пьяницы (их просто тянет на это место), и сестре этого мужчины было невыносимо трудно жить по соседству с таким сбродом, в инвалидном кресле, да еще в депрессии, она пострадала в пожаре, потеряла мужа и ребенка; жизнь была для нее тяжелым бременем, особенно среди преступников, — он сам разговаривал с разными городскими чиновниками и наконец добился от верхушки обещания, что этот наркосброд выгонят прочь. На этом мы попрощались. «Удачи вам в этом деле», — сказал я, и мы пожали друг другу руки.