Читать книгу "Арабская жена - Таня Валько"

— Самира сказала, что этот вечер у нее свободен, поэтому она охотно посидит с малышкой, — говорит Ахмед, и я понимаю, что он уже все спланировал.

Интересно, каким он видит наше будущее? А прежде всего — где мы, по его мнению, должны в этом будущем жить? Впрочем, я уже догадываюсь.

Ахмед уходит, а я остаюсь на балконе, предоставленная собственным мыслям. Я должна подготовиться к разговору. И мне бы не хотелось молча выслушивать принятые мужем решения. Для меня важно, каким будет мое место в той будущей жизни, к которой он стремится. Кем буду я: арабской женой, которая сидит дома и рожает детей, или равноправной партнершей, как принято в современном мире?

Собственно говоря, ужасно я себя здесь чувствовала только поначалу, сразу после нашего приезда. Но поездка на ферму все изменила в лучшую сторону. С того дня мы стали меньше времени проводить дома, с родственниками Ахмеда, а больше — друг с другом. Мне снова хорошо, и я поневоле должна признаться: Ливия стала мне нравиться. Должно быть, я проглотила какую-то восточную бациллу! Говорят, если полюбишь эту страну, то уже не захочешь из нее уезжать. Никогда. Да и жизнь в роскоши, не скрою, пришлась мне по душе.

Мы с Ахмедом повидали уже многие интересные места: фактории времен античности, древние арабские достопримечательности, побывали на традиционных ремесленных фабриках и в шикарных современных торговых центрах, на море и в горах. Я знакомилась с разными людьми, молодыми и старыми, и все они были приветливы, дружелюбны, искренни. Моя жизнь сейчас не похожа на серые будни — напротив, сплошной праздник и ноль обязанностей. Представления не имею, на что мы будем здесь жить, откуда брать деньги на собственное содержание. Я не спрашивала Ахмеда, откуда у него средства, — постеснялась. Да и он чувствовал бы себя не в своей тарелке, если бы я вынудила его признаться, что деньги он, к примеру, берет у отца или у матери.

Погруженная в свои мысли, я захожу в наши комнаты и начинаю прибираться. Между прочим, не так давно мы обустроили для себя маленькую отдельную кухню, и теперь я могу готовить для нас еду, не рискуя встретиться с матерью или Хадиджой. Что же до Мириам и Самиры, то они и так просиживают у меня целые часы напролет.

Вот и сейчас я слышу осторожный стук в дверь. Наверняка это одна из них.

— Hi![17] — Самира просовывает голову в дверь и оглядывает зашторенную комнату.

— Входи, входи! — кричу я из ванной, пытаясь как можно быстрее переодеться из ночной рубашки в платье.

— Вы вечером уходите?

— Да, собираемся. А ты будто бы и не знаешь? — Я лукаво улыбаюсь.

— Кое-что слышала. На этот вечер я нанята на должность бэби-ситтера.

— Мы отправляемся в супермодный ресторан, где состоится серьезный разговор. Мне даже страшно, — признаюсь я.

— Страшно? Да что ты, Ахмед ведь влюблен в тебя по уши! — говорит она, запрыгивая на наше супружеское ложе. — Ты только должна все по-умному обыграть.

— Ты о чем?

— Не позволяй запереть себя дома. Все время говори: «Мне нужна работа, мне необходимо общаться с людьми, встречаться с подругами…» — перечисляет она. Надо же, юная девушка, а дает мне такие зрелые советы!

— Но с какими подругами? — смеюсь я. — С тобой? Думаю, это он мне разрешит.

— Погоди, погоди! Здесь ведь живет много полек, среди которых есть и жены арабов, — объясняет она. А я-то об этом даже не думала! — Ты должна с ними познакомиться, они покажут тебе, как выглядит наш, арабский, мир с вашей, польской, точки зрения. Они посоветуют, как жить в этом мире, как в нем двигаться, как к нему приспособиться и избегать конфликтов. — Довольная собой, Самира хлопает в ладоши и подпрыгивает, путаясь в одеяле.

— Вот я глупая, ни разу об этом не подумала, — признаюсь я. — Но как с ними познакомиться? Вряд ли я найду их по объявлениям в газете!

— Здесь есть польское посольство, оно в нашем районе, на Бен-Ашур. Есть и польская школа. Честно говоря, я понятия не имею, где именно она находится, но должна где-то быть. Я разузнаю, — обещает она. — А прежде всего, здесь есть костел! В самом центре города, на Дахре, неподалеку от нас. Вот уж где наверняка встречаются и общаются все поляки! Ведь ваш народ почти так же религиозен, как и наш.

Мне приходит в голову одна мысль.

— Послушай, Самирка, — я произношу ее имя ласково, на польский манер, — может быть, я смогу найти там работу? Хотя бы на полставки! Тогда у меня будет повод выходить из дому, прилично одеваться, а не бродить по комнате весь день в халате.

— Об этом и речь! Гениальная идея! Вот ты ему сегодня вечером обо всем этом осторожно скажи, а я тем временем проведу следствие — где, что и как. Гей-гей! — восклицает она и бежит к дверям. — Я в университет, а то опоздаю. Буду в шесть. See you later, alligator…[18]

— Пока, — говорю я ей вслед и чувствую, что мир начинает окрашиваться в яркие цвета.

Вечером я уж точно поставлю одно обязательное условие: здесь — в этом ледяном дворце с матерью Ахмеда и его разведенной сестрой — я жить не буду. Отец, как ни странно, бывает тут редко, разве что по выходным. Впрочем, по выходным здесь и так вся семья в сборе.

Ресторан и вправду high class[19], на Гаргареше (Гаргареш — это такая здешняя Маршалковская[20]). Я сильно робею. Ступаю на цыпочках по пушистым шерстяным коврам, будто по льду. Зато мой муж чувствует себя превосходно; здоровается с менеджером зала, затем с официантами… Разумеется, столик он забронировал заранее, иначе свободного места здесь днем с огнем не сыскать.

Мы садимся за небольшой столик на двоих, закрытый от посторонних глаз резной деревянной ширмой, и официант зажигает свечи в серебряном канделябре. Из колонок льется тихая музыка, успокаивающе журчит маленький фонтанчик посередине зала. Словом, все perfect[21].

Меню напечатано на арабском и английском языках.

— Что закажем? — Ахмед весело наблюдает за мной, мое растерянное лицо вызывает у него улыбку. — Быть может, сначала подумаем о выпивке? Я помню, ты любишь красное вино. Хочешь бокальчик?

Я шокирована.

— А как же запрет на алкоголь?

— Ливийское красное сухое — это сладкий виноградный сок. — Он смеется: как легко я дала себя одурачить! — Что-то похожее на вино, но не совсем вино.

— Давай, — говорю я, все еще не в состоянии преодолеть растерянность.