Читать книгу "Пантера: время делать ставки - Наталья Корнилова"

Губы Геннадия презрительно перекривились:

— A-а, кажется, я понял, откуда ты! Ты — из этой частной сыскной конторы… около которой я пристрелил эту…

Я не дала ему договорить. Брезгливое, тошнотное чувство всколыхнулось во мне, и я наотмашь врезала ему по щеке. Титановые когти пантеры глубоко пропороли кожу, Благовещенский взвизгнул и отполз к стене. Кровь ручьем текла с его подбородка.

— Все-таки это был ты, — сказала я. — Ну, Гена, облегчи душу, расскажи. Кто заказчик? Кто велел убрать Ованесяна в тот и в этот раз? Ну что молчишь? Ведь даже если ты выйдешь живым из этой комнаты, то все равно ты не жилец. Твой заказчик тебя не отпустит. Кто?..

Гена коснулся изуродованной щеки и выдохнул:

— Храмов!!

— Михаил Сергеевич или другой, младший?

— Младший…

— Младший?!

— Н-не… Я говорю, младший… младший — это тюфяк, чмо… Конечно, старший. Михаил. Он… ему…

— Ну давай, давай! Сделай в своей жизни хоть одно доброе дело. Рассказывай!!!

Геннадию было сложно говорить. Мешала распоротая щека, да и зубы с языком, видно, тоже были повреждены. Но я вцепилась в него мрачным взглядом хищника, поймавшего свою жертву, и он понял, что сопротивляться бессмысленно.

Благовещенский заговорил:

— Старший Храмов всегда хотел… хотел владеть всей компанией — и «Бункером», и «Фаворитом», и «Эдельвейсом», и комплексом «Царь-девица»… и еще есть несколько фирмочек поплоше — и ими тоже. Ему мешал… мешал Ованесян. У Ованесяна и Храмова примерно по тридцать процентов акций… а сорок процентов у генерала Бражнина. Я его… я его никогда не видел, он предпочитает говорить по телефону. Храмов с ним встречается конфиденциально. Так вот, насколько я понял… насколько я понял, этот Бражнин заявил, что готов продать свои акции Храмову и отойти от дел. Но в таком случае, куда девать Ованесяна? Он же — компаньон. В общем, Бражнин толкал Храмова убрать своего компаньона, а не то… а не то Ованесян уберет Храмова сам. И тогда Бражнин продаст свои акции Ованесяну. Какая ему, генералу, разница, кому продавать? Деньги и у Храмова, и у Ованесяна не пахнут. Pecunia non olet… деньги не пахнут… как говорили в Древнем Риме.

— Древним Римом я сыта по горло, — сказала я. — Давай про современность.

— В общем, как я понял… этот Бражнин сталкивал лбами Храмова и Ованесяна. Ждал, кто из них первым уберет компаньона. А потом…

— А потом Бражнин и уцелевшего сожрал бы, — проговорила я, — знаем этих бывших комитетчиков…

Благовещенский качнул головой:

— Да, ты точно не из ФСБ. Но Храмов слышал, что внедрили в структуру их сотрудника… Ему сам Бражнин сообщил, что в гэбэ заинтересовались «Бункером»…

— И неудивительно, — сказала я.

— Да… неудивительно. В первый раз Ованесяна должна была убирать Амалия Шпеер. Я с ней короче всего был знаком… да она и обижена была, что с ней вот так… что Полинку-блядь вместо нее управляющей в «Эдельвейс» назначили. Шпеер согласилась убрать Ованесяна, тем более что она — профессионал, мухе в глаз попадет. В тот день были так называемые мажоритарные поединки… то есть профессионалки дрались с менее обученными. Одна профессионалка против двух дилетанток. Правда, там больше комические бои… настоящей крови не бывает… больше на хи-хи… смешно, как профессионалка накручивает этих двух коров. Там бой идет до тех пор, пока кто-то из вышедших на арену совсем голой не останется… бутафория, знаешь ли, а не бой. Я говорю — комедия…

— А тебе настоящую бойню надо, да?!

— Так вот… в тот день, когда грохнули Гараняна, выступали пять троек… каждая тройка — одна профи плюс два «мяса», это на нашем жаргоне. Профессионалки были: Деева, Иванникова, Ионеску, Малич, Шпеер. Выходили на арену согласно распечатке, то есть по алфавиту.

— Распечатке! — воскликнула я. — Так вот оно что: их убили в том порядке, в котором они шли в этой проклятой распечатке!

— Да… но только Шпеер в тот день на арену не вышла, сказавшись больной. Ее, конечно, штрафанули, но ведь на арене ее не было!!

— А Гараняна убили… — пробормотала я.

— Да… убили. Убил кто-то из тех, кто был на арене — из профессионалок, конечно, потому что попасть дротиком в глаз — это только им по силам. Шпеер, оказывается, перепоручила заказ. Не знаю уж почему. Даже я не знаю, кто из тех четырех промазал по Ованесяну и убил Гараняна. А Храмов…

— А Храмов вызвал тебя и сказал, что если ты такой болван и не справился, то теперь убирай всех возможных свидетелей. О заказе на Ованесяна знали Амалия Шпеер и кто-то из тех четырех девушек, конкретно та, которая его и убила. Значит, три погибли просто так — ни о чем не подозревая, — проговорила я.

— Я… я не хотел их убивать, — пробормотал Геннадий. — Но эта история не должна была выплыть на поверхность. Они… если бы я не… то Храмов уничтожил бы меня. И мне пришлось убирать их. По алфавиту…

— Понятно, — кивнула я. — «Эдельвейсовские» девчонки сразу сказали мне, что Дееву убил кто-то из своих, потому что чужой просто не сумел бы пронести оружие. Потом ты сбил машиной Иванникову. Потом вколол Петре Ионеску сверхдозу героина.

— Она «торчала»… она сама бы скоро перекинулась… я просто немного помог…

— Помощник! Ну, об Инне Малич, о драке перед нашим офисом и о выбитом зубе Фоки мы знаем. Фока тебя почти успел назвать тогда, в ту ночь, когда умер. А Шпеер ты застрелил через дверь. Все правильно?

— Да… меня заставил Храмов. Он… он — страшный человек. Храмов меня бы…

— Ну, страсти по Храмову — это ты не в тему. А теперь ответь мне, голубь: что это у вас возле эвакуационного тоннеля на четвертом уровне — труп охранника? Непорядок. Видно, тут кто-то кроме меня орудует. Вникаешь, Гена? Еще кто-то. Видать, много у вас образовалось недоброжелателей — с такой-то кадровой политикой.

Геннадию, по всей видимости, становилось дурно. Да и крови он потерял прилично. Он несколько раз пытался подняться с пола, но всякий раз его предательски шатало, и он опускался или на колено, или вовсе падал на пятую точку. В его взгляде было что-то от затравленного волка — то, что заставляло меня радоваться своей силе пантеры. А ведь этот урод убил девчонок, которые мне мало в чем уступали…

— Что ты думаешь делать? — спросил он.

— Я должна дать тебе отчет? Ну хорошо. Я ничего не собираюсь делать. Пусть все пойдет так, как идет.

— И ты… убьешь Ованесяна?

Я рассмеялась.

— Кажется, разум тебе начал окончательно изменять, Гена. Ованесяна? Зачем? Честно говоря, хоть я и не особенно люблю дельцов шоу-бизнеса, но этот армянин хотя бы не приказывал убивать ни в чем не повинных женщин. Как это делал твой Храмов.

— Ты меня изуродовала, — хрипло сказал он.

— Ничего страшного. Ты не девочка на выданье. Вот что, Гена. Наверное, скоро начнется ваше действо, и я должна на него успеть.