Читать книгу "Неподвластная времени - Анхела Бесерра"

С тех пор как девушка стала заниматься в мастерской Кадиса, черная одежда превратилась для нее в нечто вроде униформы. В винтажном магазинчике недалеко от дома обнаружился черный мужской плащ с чужого плеча, и Мазарин недолго думая его купила.

В отель "Кост" она явилась босая и в новом плаще. Ее вид заметно контрастировал с хрустальными люстрами, барочными складками штор, диванами красного бархата и фортепианной музыкой. В баре Мазарин поджидал Паскаль.

— Хочешь мохито? Они здесь отменные. — Он протянул ей стакан, пахнущий свежей мятой. — Дай, я на тебя посмотрю... Ты такая красивая!

Мазарин быстро поцеловала его в губы.

— Нет, не так, — прошептал Паскаль. — Придется научить тебя целоваться.

И он поцеловал ее по-другому, долго и страстно.

Паскаля было не узнать. Словно в сдержанном, суховатом психиатре все это время жил другой человек, храбрый и решительный, живой и страстный, и теперь он вырвался на волю.

— Хотела бы я знать, что с тобой творится, — проговорила Мазарин, прерывая поцелуй.

— Теперь я понимаю тех, кто безумно влюблен. Они не слышат голоса разума. Любовь завлекает их, опутывает, лишает воли и губит, а они и рады погибнуть за один поцелуй. Ты спрашиваешь... что со мной творится. Я не могу без тебя! Когда тебя нет рядом, мне нечем заполнить пустоту в душе. Со мной ничего не творится, просто я тебя люблю.

Мазарин снова приникла к губам Паскаля. Ей хотелось почувствовать то, что чувствует он; хотя бы на время унять боль от ран, нанесенных Кадисом. Она закрыла глаза и попыталась раствориться в поцелуе... Нег, нет, нет... Или да? Слабое, едва ощутимое дуновение... Да. Да! Ей нравились поцелуи Паскаля. Такие нежные и жаркие. Его язык неспешно скользил по ее губам — берегам безбрежного моря, — потом, стремительно, как рыбка в морскую пучину, проникал ей и рот, касался ее язычка, пробегал по деснам, пробирался все глубже, в темные, глухие лабиринты; у его слюны был привкус мяты и надежды.

— Мазарин... Я люблю тебя, — проговорил Паскаль, на миг оторвавшись от ее губ. — Я не знаю, кто ты на самом деле. Иногда ты кажешься мне пришелицей из другого мира... И все же я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, Паскаль.

— Я давно хочу задать тебе целую кучу вопросов. Ведь я, в сущности, так мало о тебе знаю. Но менять свою любовь на твою откровенность я не стану. Любовь важнее всего. К тому же, что бы я о тебе ни узнал, моих чувств это не переменит.

— Ты знаешь, я терпеть не могу разные условности, — сказала Мазарин.

— Знаю. — Паскаль бросил взгляд на ее босые ноги. — С этим я давно смирился. И сейчас, нарушая немыслимые условности и правила, я хочу тебе кое- что предложить...

Подошел официант:

— Господин Антекера?

Паскаль кивнул.

— Ваш столик готов. Прошу за мной.

Вслед за официантом они прошли по коридору миновали широкий внутренний двор, большой зал потом еще один, и еще и наконец оказались в тихом уютном уголке, у стола, на котором горела одинокая свеча.

Они ели, пили, болтали, смеялись, целовались, а когда пришло время десерта, к столику подошел сам метрдотель с покрытым крышкой серебряным блюдом на подносе.

— Крем-брюле, мадемуазель, — возвестил он, поставив блюдо перед Мазарин.

— Но я не заказывала десерт.

— Уверяю вас, его стоит попробовать.

Мазарин покосилась на Паскаля, но тот сохранял совершенно невозмутимый вид.

— Позвольте заметить, что крышку с этого десерта должен снять тот, кому он предназначен. Прошу вас...

Мазарин снова посмотрела на Паскаля, и психиатр жестом предложил ей снять крышку. Метрдотель удалился, оставив влюбленных наедине.

Под крышкой оказался маленький торт в форме открытой коробочки, в центре которого сверкало великолепное кольцо с бриллиантом. На блюде красовалась надпись, выведенная шоколадным сиропом: "Выходи за меня замуж..."

— Замуж?

— Я знаю, такой шаг может показаться тебе поспешным, и все же...

— Замуж? — повторила Мазарин, не веря своим глазам.

— Не обязательно прямо сейчас.

Мазарин взяла в руки перепачканное шоколадом кольцо и, не зная, как поступить, облизала его.

Бриллиант сиял в ее губах, как маленькая звездочка.

— Ты сумасшедший, Паскаль. Оно... прекрасно.

— Так выйдешь?

Мазарин не знала, что сказать. Ее разом охватили страх, тревога, печаль... И затаенная радость. Обручальное кольцо. Начало новой жизни. Стать женой Паскаля. А как же Кадис? А Сиенна?

— Позволь, я его надену.

Мазарин машинально протянула руку. Она и представить себе не могла, что кто-нибудь захочет провести с ней всю оставшуюся жизнь. Что ее можно любить так сильно.

Кольцо горело на безымянном пальце, а мысли девушки метались от Ла-Рюш к отелю "Кост", от Кадиса к Паскалю, от безумия к разуму, от страсти к спокойствию, от нет к да, от да к нет.

— Не торопись с ответом, любовь моя. Просто помни, что ты прекрасна и что я тебя люблю.

Глаза Мазарин были как два бездонных озера, готовых пролиться слезами.

Девушка не знала, как быть. Перемена в судьбе означала потерю и забвение. Ей предстояло потерять Кадиса, навсегда позабыть об их пылких вечерах... И о картинах. Им больше не придется писать вместе. Взамен ее ожидала спокойная жизнь, без надрывов и всплесков. Пришлось бы открыть Паскалю правду, признаться, что она живет совсем одна. Что все это время она его обманывала; что нет никаких родителей, и сестры тоже нет. А еще придется рассказать о Сиенне, ведь с ней она не расстанется ни за что на свете.

— Эй!.. Я просто хотел тебя порадовать. Я люблю тебя, Мазарин. Вот и все.

Девушка поглядела на свою левую руку: бриллиант переливался каждой гранью, преломляя отблески свечи. Свет и тень, страх и сомнение... Мазарин покрутила кольцо на пальце. А что, если снять его? Вернуть? Взгляд Паскаля был полон нежности. Отклонить предложение, остаться верной привычной одинокой жизни? Нет. Так поступить Мазарин не могла. Она ведь тоже любила Паскаля.

— Я должна сказать тебе...

— Тсс... — Паскаль коснулся губ невесты кончиком пальца. — Ничего не говори. Позволь мне думать, что твои глаза говорят да; что однажды ты пустишь меня в свое молчание. Нет, ничего не говори. Позволь мне верить, что ты моя, хоть это и не так.

И Мазарин ничего не сказала.

47

Ночь выдалась теплой. Озаренные голубоватой луной кофейные деревья отбрасывали длинные тени, танцующие на ветру. Запах только что смолотого кофе обволакивал долину. Жабы и сверчки, уставшие от ночной тишины, завели свои жалобные песни. Кони нетерпеливо ржали. Сара Миллер до последнего отказывалась садиться верхом без седла, но Херман только смеялся.