Читать книгу "Теряя сына. Испорченное детство - Сюзанна Камата"

– Это для Луиса, – говорит она. – Ну, мужу они тоже нравятся.

Большие окна, белые стены – кухня светлая-светлая. По контрасту она напоминает мне о темном клубе, где мы провели столько вечеров. Мне становится немного грустно. Несмотря ни на что, я скучаю по «Ча-ча-клубу» – по Бетти, маме Морите, Юко, даже некоторым клиентам.

Кофе варится. Вероника снимает с полки фотоальбом.

– Мы ездили в «Хьюис тен бош», – говорит она, открывая первую страницу. И вот посреди искусственной голландской деревни стоят Луис, Вероника и Сима-сан. Все улыбаются, за спиной – поле тюльпанов. На следующей фотографии то же, но вместо Симы-сан – мать Вероники. На следующей – все четверо на фоне ветряной мельницы.

– Как Луис? – спрашиваю я. – Ему здесь нравится? – Смотрю на настенные часы. Он скоро должен вернуться из школы.

Лицо Вероники принимает то отсутствующее выражение, которое хорошо знакомо мне по нашим совместным ужинам. Но она быстро берет себя в руки и возвращается к реальности.

– Он скучает по друзьям. Ему нужно время, чтобы приспособиться. Но да, ему здесь нравится.

Она рассказывает, что в следующем месяце Сима-сан везет их в Диснейленд.

– Надеюсь, он больше не будет ходить в «Ча-ча-клуб», – говорю я. Это была шутка, но она воспринимает ее серьезно.

– Нет, не будет. Он каждый вечер после работы идет прямо домой. Мы ужинаем вчетвером.

Мне хочется верить, что мое счастье тоже возможно. Ужинать с Кеем каждый вечер, печь ему печенье… У меня появляется мысль рассказать ей о моем плане, но чем меньше людей знают, тем лучше. Мне и так уже снятся кошмары о том, как нанятые бандиты крутят руки людям, которых я люблю, выпытывая информацию.

* * *

Утро. Я прячусь за деревом. Сердце стучит как бешеное. На руке сидит комар, но я боюсь его смахнуть – нельзя шевелиться, нельзя, чтобы меня заметили. Я в темных очках, на моих прерафаэлитских локонах – черный шарф.

Мимо идет женщина, и даже мой длинный нос не привлекает ее внимания. Маскировка, похоже, работает.

Школьный двор постепенно заполняется детьми. Ранцы болтаются на спинах, фляжки – на поясах. Мои глаза перебегают от мальчика к мальчику. Ищу, ищу, жду, жду, каждая секунда как час, как день, как неделя. Наконец вижу родную походку, оттенок рыжего вместо смоли на голове. Щечки блестят на солнце. Он прикрывает глаза рукой. Думаю, он меня заметил. Выхожу из тени, машу.

Он бросается было ко мне, но передумывает. Он идет в самом центре группы, другие отделяют его от меня, как скорлупа.

Он приближается. Смотрит на меня. Я улыбаюсь. Маню его рукой.

Он отводит взгляд, смотрит на окружающих его мальчиков. Останавливается, наклоняется – вроде бы шнурок развязался. Другие мальчики уходят вперед. Он один, он рядом. Я протягиваю руку.

Он подходит, любопытный, как мышонок.

Майя уже позвонила в школу и сказала, что его сегодня не будет. Легкая простуда. Его хватятся только ранним вечером.

– Привет. – Я затаскиваю его в тень, и мы уходим по переулку. – Хочешь отправиться в приключение?

Он пожимает плечами, затем кивает.

Я нагибаюсь и беру его за плечи.

– Сейчас мы поедем в аэропорт и сядем на самолет. Мы полетим смотреть дракона!

– Обатян ва?

Я киваю, стараясь казаться спокойной. Ладони начинают потеть.

– Позвоним окасан, когда долетим. Пошлем ей открытку.

– Отосан ?

– Ему мы тоже пошлем открытку.

Он склоняет голову набок, как будто не очень верит.

Чуть-чуть встряхиваю его за плечи.

– Ты что, это будет весело! А если тебе не по нравится, то я тебя обратно верну, прямо сюда, на это место!

Слышу, как за спиной открывается дверь, и вся каменею. Поворачиваюсь – ничего страшного. Просто из дома выходит какая-то старуха.

– Пойдем! – Я подталкиваю его вперед.

Он хмурится, ему не нравится моя настойчивость.

– Прости, – говорю я, – но мы должны поторопиться. Надо успеть на паром.

Мы на пароме. Кей смотрит на дельфинов. Он облокотился о поручень, соленый ветер треплет ему волосы, а я крепко держу его сзади за рубашку. Естественно, он не упадет за борт. И тем более не прыгнет. Это просто предлог для того, чтобы почти касаться его.

– Когда приедем в Индонезию, я покажу тебе комодского дракона! – Я ему уже это говорила, но хочу еще раз напомнить. Мы не в гостинице будем сидеть, как в прошлый раз, мы отправляемся в большое путешествие. Да и я теперь другая. Не курю уже больше месяца. Почти бросила пить. Научилась кататься на доске для серфинга. Я могу о нем позаботиться.

– Ати! – кричит он.

Меня печалит, что он говорит по-японски. Как будто у него из головы испарились все английские слова, которым я его учила. Иначе говоря, ему хорошенько промыли мозги.

– По-моему, это просто буй, – говорю я.

Он разочарованно отходит от поручня, отворачивается от моря.

– Хара гэта. – «Есть хочу».

– Ну, пойдем. Куплю тебе что-нибудь.

Он не отвечает на мою улыбку. Мы поднимаемся на пассажирскую палубу и затем еще на палубу выше, где находится кафе. Он хочет чипсы и мороженое. Рисовый шарик, завернутый в сушеные водоросли. Шоколадные конфеты. Кладу на стойку хрустящую банкноту. Беру все, что он хочет. Он выхватывает чипсы у меня из руки и разрывает пакет зубами.

– Эй! А где «спасибо»?

Он замирает – манеры в него все же хорошо вдолбили, – затем с легким поклоном – одной головой – говорит:

– Сапа сиба. – Чисто японское произношение.

Стараюсь не показать своей обеспокоенности.

На самом деле я хочу сказать вот что: «Перестань вести себя так, будто оказываешь мне какую-то огромную услугу. Я твоя мать, и если ты будешь расти без меня, это наложит отпечаток на всю твою последующую жизнь. Подожди немного, и будешь счастлив. Доверься мне». Даже если я скажу, он, скорее всего, не поймет это по-английски.

– Ойсии ? – спрашиваю я, когда он принимается за мороженое. «Вкусно?»

Он кивает и вдруг протягивает мороженое мне. Хочет, чтобы я попробовала. Я чуть не плачу.

Откусываю кусочек.

В этом момент я начинаю верить, что все в конце концов будет хорошо.

Мороженое тает на языке. Я стараюсь не глотать его, продлить это ощущение.

Он ест, потом опять предлагает мне.

Остаток пути мы сидим и едим мороженое и конфеты.

– А помнишь, ты любил «Спагетти-Оу»? – спрашиваю я.

Он склоняет голову набок.